— О чем говорите? — возвращается к нам ничего не подозревающая Леся.
— Рассказываю, какие упражнения мне посоветовал доктор, чтобы скорее родить.
— У тебя гинеколог — извращенец, по его мнению, любую женскую болячку можно вылечить сексом, — отмахивается невестка. — Никогда больше к нему не пойду, — округляет глаза и содрогается.
— И зря, во многом он прав, между прочим. А еще от акта любви получаются малыши, — она поглаживает себя по животу. — Так что не нужно стесняться этой темы. Дети — это огромное счастье. Вам с Санни тоже пора задуматься.
Мы с девочками осторожно переглядываемся, бросая взгляды на Лесю. Надо же, она выходит замуж за человека, с которым секс — проблема. Либо твое удовольствие, либо его здоровье. Наверное, она его очень любит. Мне хочется познакомиться с Санни, посмотреть на лучшего друга Егора и на мужчину, который стоит того, чтобы ограничивать себя в этом интимном деле.
А потом мы снова возвращаемся к главному вопросу вечера, когда рядом Ксюша: как скоро ей рожать?
Я делаю большой глоток вина. Дожили, в последнее время меня мало что волнует больше.
— Ох, девочки, не хочу жаловаться при Егоре, но я уже едва живая. На работу езжу не каждый день, за рулем не помещаюсь. Егор появился на свет месяцем раньше, молюсь, чтобы мальчик последовал его примеру. Врач посоветовал регулярно заниматься сексом и ходить по лестницам, но пока что-то ни первый, ни второй способы не помогают.
Я чуть вином не давлюсь, услышав ее слова. Поднимаю глаза и ошалело переспрашиваю:
— Сексом?
— Ну да. Или ты думаешь, такую корову хотеть невозможно? — Ксюша разводит руками.
— Нет, я не к тому, просто… Ты чудесно выглядишь, какая еще корова.
— Пятнадцать уже набрала. Не знаю, что там Егор себе думает, но справляется, — она смеется, — очень хорошо. Каждый день не отхожу от него, пока не получу от него, что хочу. У него выхода нет. Но мне кажется, ему даже нравится. С фестиваля вернулся — сразу домой. Соскучился та-а-ак, — она улыбнулась и порозовела. — Как же жарко! Вам точно нормально? Может, убавим сплит? Мне постоянно то жарко, то душно. Когда уже это закончится, — она хнычет. — Последние недели что-то совсем тяжелые. Спина болит, ноги болят. Спать тяжело.
— Вероника, ты в порядке? Ты чего побледнела? — спрашивает меня Леся. — Снова спазм?
— Не обращайте внимания, — салютую своим бокалом. — Я сегодня сама не своя.
Просто нет слов. Вообще ни единого.
— Девочки, может, рано еще рассказывать, но не могу удержаться. На свадьбе я пить не буду, потому что… кажется, у меня тоже задержка! — спасает меня Полина, после чего все кидаются ее обнимать и поздравлять. И дальше говорим только о ней, спасибо Господи.
Домой я приползаю, едва перебирая ногами. По мне проехался грузовик. Дважды. Или поезд. Или поезд, груженный грузовиками. Я не думаю о работе, о завтрашнем дне. Я мечтаю утонуть в синем море.
Не может она врать с такими искренними глазами. Не могут беременные девушки быть такими суками. А это означает только одно. Боже.
Не знаю, кому и чему верить. Похоже, в нашем любовном треугольнике главный идиот — это все же я. Руки дрожат. Она говорила уверенно… будто это само собой. Не вижу ни единой причины, кроме глупой девчачьей наивности, почему я не должна ей верить.
Наверное, мне полезно было испытать все это, чтобы осознать, куда вляпалась. За все надо платить. Каждый украденный у судьбы миг счастья в один момент становится таким тяжелым, что ухнет вниз, утащив за собой на дно.
Ксюша все же в очередной раз убавила сплит, отчего я продрогла до костей на ее чертовой новенькой кухне. Несколько минут отогреваюсь под обжигающе горячим душем, а затем, разозлившись на себя, меняю положение крана, сделав поток воды ледяным. Я вскрикиваю от шока и боли, когда вода обжигает разгоряченную кожу. Приседаю, обнимая себя руками. Кусаю губы. Я хочу сделать себе больно, наказать себя за все, что сделала. Мне нужно искупление.
Когда я, наконец, выбираюсь из душа — раскрасневшаяся и почему-то пятнами, слышу нетерпеливые звонки одновременно в дверь и на мобильный. Его номер на дисплее, он сам на лестничной площадке. Зачем? Стоит, смотрит прямо на меня, будто видит через глазок. На сотовом десять пропущенных. Настроен решительно, и что-то мне подсказывает, что явился ругаться. Мириться так усердно не рвутся. Наспех одеваюсь и открываю:
— Зачем ты пришел? — спрашиваю настороженно, потому что догадываюсь о цели визита. Он злится, что я приперлась к нему домой и говорила с его женой. Дядя Паша однажды сильно поругался с мамой, когда узнал, что она ходила беседовать с его законной супругой. Женщины пытались найти выход по-хорошему, потому что по-плохому годами не получалось. Это не лучший мамин поступок, но маму осуждать я не имею права. Зато себя — сколько угодно.
Он пришел сказать, что меня стало слишком много в его жизни. Что я переступила черту. Хватаюсь за косяк, пошатнувшись.
Жадно его рассматриваю, словно в последний раз вижу. Самый короткий роман в моей жизни. Самый болезненный и уж точно самый яркий. Люблю ведь, дурака. Безумно его люблю.
— Зайти можно? — спрашивает, глядя на меня. Выглядит бесстрастным.
— Поздно ведь, — я отступаю на шаг, пропуская его в квартиру. — Извини, чай-кофе не предлагаю, хочу поскорее лечь спать.
— Надо обсудить сегодняшний вечер, — он прикрывает за собой дверь, поворачивает замок, закрываясь.
— Давай обсудим, что ж теперь. Но я хочу, чтобы ты знал, я не планировала проводить его именно так. Ничего из случившегося не планировала.
— Ты очень красивая сегодня была, — говорит. Тянется и обхватывает ладонью мою шею, но не душит, а вместо этого большим пальцем проводит по губам, подбородку. Я выпрямляю спину, терять-то уже нечего, руки по швам, жду, что будет дальше. На секунду прикрываю глаза от той нежности, которую он вкладывает в движение. Пытаюсь распознать, пахнет ли от него Ксюшиным домом, но чувствую лишь табачные нотки и привычную туалетную воду.
— Прости меня, — говорит он. — Прости меня за этот вечер.
О Господи. Он пришел не ругаться.
От облегчения колени становятся мягкими. Едва не падаю от усталости. Ссориться нет сил, как и выяснять, фигачит ли он на два фронта. Мне так плохо… грустно и одиноко. Уголки моих губ опускаются, выдавая обиду, он делает шаг и обнимает меня, а я прижимаюсь.
— Она сказала, что вы постоянно спите вместе. Ей врач посоветовал для здоровья не ограничивать себя.
— Ну, может с кем-то она себя и не ограничивает, но уж явно не со мной, — с юмором в голосе.
Я громко всхлипываю, когда по телу пробегает волна облегчения. И, спорю, он на это улыбается.
— Она сказала, что после фестиваля ты сразу поехал к ней, потому что соскучился.
— Да, на семейный обед. Ты же знаешь, мы это практикуем. Но потом… хочешь секрет? Я закрылся в ванной и трахал кулак, представляя тебя и твои черные трусики, в которых ты была утром в воскресенье. Кстати, какие на тебе сегодня, покажешь? — он пытается нащупать через шорты контуры белья, оттягивает резинку и заглядывает под них на мою голую задницу — спешила ведь, что первое в руки попало, то и напялила. Из моего рта вырывается смешок, когда он выдыхает: «потрясающе, такое воспоминание тож лишним не будет».
