— Здорово, Черный! Помнишь меня? Я Башка. Восемьдесят девятый, этап на Иркутскую «восьмерку»? Хотели еще «на рывок сделать ноги»!
[14]
— Да, Башка, тогда не вышло, — невозмутимо ответил Черт-Черный. — Я позже сорвался.
— А я оттоптал весь срок, — кивнул Башка. И, повернувшись к обществу, пояснил: — Черный всю Сибирь держал!
Обстановка несколько разрядилась, но не совсем. Отойдя в дальний угол, Башка звонил по телефону. Но все чего-то ждали. Или кого-то.
Оказывается — Гвоздя. Смотрящий заявился около девяти. Черт сразу заметил его боковым зрением, но не подал вида. Старый уголовник выглядел неважно: желтая кожа, туго обтягивающая лицо, морщинистый лоб, редкие волосы, глубоко запавшие глаза. Когда-то он был азартным бильярдистом и классно катал шары. Сейчас, наверное, ходит по привычке: страсть молодых лет влечет к обстановке, которую дома не создашь.
Постояв у входа, Гвоздь осмотрел зал нарочито равнодушным взором, но Черт понял, что он его увидел и присматривается. Наконец, Смотрящий направился прямо к нему.
— Так это никакой не Черный, это Червень! — громко объявил он. Черт-Черный-Червень понял, что Смотрящему уже все доложили.
— Ты, Башка, опять все напутал, — скрипучим голосом продолжил Гвоздь. — Ты с ним никак не мог в восемьдесят девятом в иркутской ИТК-8 «чалиться»!
[15]
Потому что в это время мы с ним в Соликамске, в «Белом Лебеде»
[16]
кантовались. И не Сибирь он держал, а Кавказ! Но пацан к нам заехал авторитетный, тут ты правильно определил!
— Да ничего я не путаю! — возразил Башка. — Мы с Черным еще побег готовили…
— Глохни! — Гвоздь поднял уже немощную руку. — Сейчас не о том речь… — И обратился к Черту: — Привет от московских бродяг, Червень! Что так хитро заезжаешь, взбаламутил всех: Камаза напугал, Башку запутал… Мог бы сразу в гости зайти, поздороваться, как положено, обсказать свою нужду да беду… Я ведь специально на это обществом поставлен!
— Извини, приемные часы пропустил, — язвительно ответил Черт-Черный-Червень. — Ты ведь у нас по пятницам принимаешь, или как? Да и адрес твоей приемной что-то потерялся…
— А вот смешки ты зря строишь, — с грустной улыбкой покачал головой Гвоздь и пригладил остатки волос на плешивом, в пигментных пятнах черепе. — Я по закону живу и честным арестантам всегда помогаю. Чего тут зубы скалить?
Черт-Черный-Червень внимательно рассматривал старого уголовника. Ну, ни дать ни взять добрый дедушка наставляет непутевого внука. Однако это иллюзия. Гвоздь коварен, хитер и кровожаден. Как говорится: мать родную зарежет. Кажется, он свою действительно зарезал…
— Ничего я не строю, Гвоздь, — наконец сказал он. — Ни нужды, ни беды у меня нет. И помощь мне не нужна. Я заехал, чтобы объявиться да в общак взнос внести.
Он достал толстый бумажник и бросил Гвоздю. Тот не шевельнулся. Может, посчитал ниже своего достоинства, а может, просто не успел среагировать. Стоящий за его спиной Камаз поймал «лопатник» и передал Смотрящему. Тот раскрыл, посмотрел, одобрительно кивнул.
— Вижу, ты о благе воровском заботишься! Как был правильным пацаном, так и остался…
— Я с «дел» живу, как и положено, — кивнул Черт-Черный-Червень. — Никогда торгашом не был и в коммерсы лезть не собираюсь!
Явного одобрения его правильные слова не получили. Кто-то отвернулся, кто-то отвел глаза, кто-то сделал вид, что не расслышал. Гвоздь пожевал губами.
— Времена другие наступили, Червень… Сейчас не так, как раньше… Многие по-новому живут.
— Знаю, знаю, — не дослушал тот. — Я тут к Князю заглянул. Он вроде как директором рынка работает, а его шестерки точилы кантуют.
[17]
Так кто он — честный босяк или гнилой коммерс? И куда бабло течет? Не в его ли карман? А раз он коммерс, так пусть за «крышу» платит и с дохода долю отстегивает! Кто-то за этим смотреть должен! Сходку собрать, одного поправить, с другого спросить. А то от «закона» нашего ничего не останется!
— Правильно говоришь, Червенюшка, ох, правильно! — скорбно согласился Гвоздь. — Мы тут к новой жизни незаметно привыкаем, а старые обычаи забываем. Хорошо, что ты нам подсказал, у тебя глаз острый, незамыленный, в северных зонах народ правильно живет, нас, грешных, поправляет…
Смотрящий еще долго рассуждал, хвалил Червня и других принципиальных бродяг, обещал собрать сходняк, но улыбка у него была нехорошая. Говорит одно, а думает совсем другое: дескать, вылез откуда-то замшелый хрен да берется учить, как надо жить, старших поправляет, авторитет подрывает, сучонок… Злопамятен Гвоздь, никому не прощает обиды. И сейчас затаил, а значит, задумал принципиального гостя в расход вывести. Только посмотрим еще, кто кого выведет! И на хер нужен такой Смотрящий, который только за своим карманом смотрит?
— Лады, хватит порожняки гонять, — вмешался Башка. — Черный — уважаемый вор, раз он к нам заехал, надо его принять, как положено. Сейчас поляну накроем, гулять будем…
Наступила пауза. Черту чем-то предложение не понравилось. И глаза собравшихся — тоже. А еще больше не понравилось, что он один против всей этой забывшей «закон» шоблы.
— В другой раз выпьем, кореш, — вроде дружески отозвался он. — Сейчас дел много…
* * *
Подбирать себе пристяжь Черт-Черный-Червень решил сам. Опытный уголовник знает, где промышляют воры, где принимают «хабар» барыги, где обмывают удачные «дела» налетчики. В большом городе найти такие места еще легче, потому что здесь их гораздо больше, чем в маленьком.
Он зашел в несколько центровых магазинов и сразу понял, что в ГУМе, ЦУМе или Петровском Пассаже «кармашам» уже не развернуться. Хотя цены охеренные, но бабло из карманов у покупателей не торчит: расплачиваются карточками. К тому же по этажам ходят подтянутые молодые люди с внимательными глазами — частная охрана, «рисуют» знакомые лица или подозрительные манеры. Он сам несколько раз поймал испытующие колючие взгляды и решил больше не светиться в таких местах, от греха подальше.
Тогда он стал кататься в автобусах на периферийных маршрутах. Выходил из одного, заходил в другой, проехав немного, пересаживался в третий… Через полтора часа на одной из остановок сразу вычислил «кармаша». Белесый прыщавый парень с прилизанными волосами и ровным пробором, прилично одет и держится вполне скромно. Неопытный человек вряд ли смог бы выделить его в толпе. Но Черт сразу просек специфические признаки: настороженный, беспокойно бегающий по сторонам взгляд, нервно шевелящиеся длинные пальцы — как будто пианист разминает руки перед концертом, быстрые повороты головы вправо-влево — словно тик после контузии…
