– Посиди минутку, ни шагу отсюда, и за сумками смотри. Я сейчас.
Мама ныряет в толпу выкрикивающих размеры теток и скрывается из виду. Я терпеливо жду и рассматриваю толпу. Пить хочется сильнее. Я вытащила из сумки несколько черешен, обтерла их о платье… Ах, какое блаженство – кисло-сладкие, мясистые, душистые. Грязные ягоды есть нельзя, – вспоминаю я бабулино грозное указание, но ведь никто не видит. И я опять влезаю в кулек с черешней.
…Домой мы приехали на машине. Выйдя с рынка, мама подняла руку, и водитель красной машины – частник – за рубль согласился нас подкинуть до дома.
Всего пол-одиннадцатого утра. Моя младшая сестра еще спит. Бабуля вышла нас встречать к калитке. Папа готовит завтрак. Молодая, ароматная желтоватая картошка засыпана укропом и чесноком. Салат из помидоров, огурцов, зеленого лука… Шкворчит в сковороде жаренка…
Суббота. Июнь. Детство…
Физика и лирика
В детстве у меня была игра.
Я брала обыкновенную деревянную катушку с нитками и смотрела на мир сквозь дырочку в бобинке. Помните такие катушки? Сквозной туннельчик обычно был заклеен круглыми этикетками с названием ниток и фабрики, где их изготовили. Эти этикетки или сразу терялись, слетая еще по дороге из магазина, и валялись на дне маминой сумочки, или были приклеены намертво и их можно было только проколоть карандашом насквозь и поддеть за растрепанные уголки, чтобы содрать дурацкую этикетку.
Так вот, я брала катушку и ложилась на землю в саду. Рассматривать травинки, муравьишек, жуков, божьих коровок и даже подгнившее с одного бока яблоко было удивительно. Я чувствовала себя Алисой в стране чудес. Мир сужался до пяти миллиметров, а все мелкие детали становились, наоборот, четкими, рельефными, объемными. Ставший вмиг огромным муравей, запыхавшись, тащил зернышко от яблока. Мне казалось, что я даже вижу капельки пота на его лбу.
Да! У меня было развито воображение еще в раннем детстве. Проследив путь муравьишки, я зажмуривала глаза и представляла, как он придет к себе в муравейник. Вытрет ноги на пороге, откроет дверь. Кряхтя, втянет сочную яблочную косточку в дом, к нему подбегут его маленькие дети. (Дети обычно представлялись мне в одежках – мальчики в коротких шортиках и футболках, девочки в платьицах с крылышками и почему-то в чепцах.) Дети повиснут у Муравья на руках и ногах (а у муравья было четыре руки и две ноги!), радостно крича: «Папа! Папа пришел!» Из кухни в цветном фартуке выходит Муравьиха-мама. Жена Муравья. И они все вместе взгромоздят яблочную косточку на стол. У них мисочки из половинок высушенных семечек, в большой скорлупке от ореха свежайшая дождевая вода…
Это потом уже, с горем пополам, на уроках ненавистной физики неожиданно для себя я полюбила оптику.
Может быть, именно из-за деревянной катушки. С дырочкой.
А про большой адронный коллайдер я так ничего и не понимаю. Да. Стыдно.
Третья высота
– А спорка, что не залезешь? Ты ж деффка – а деффки так высоко по деревьям не умеют лазать! – безапелляционно заявил Киса и шикарно «цыркнул». Давеча он установил новый рекорд улицы – залез на «третью ветку» (третью высоту) самого высокого дуба в нашем районе. «Третья ветка» – это высоко. Это выше треугольной крыши Антонихи, а у нее самый высокий дом на улице – двухэтажный, да еще с чердаком.
Я осторожно потрогала пальцем свой верхний передний зуб, который, как мне казалось, шатался. «Вот выпадет у меня зуб сверху, как у тебя, я тоже буду шикарно плеваться», – подумала я, а вслух сказала:
– Спорим! Пааадумаешь! Я в тыщу раз лучше тебя лазаю по деревьям. Ща увидишь. Тока, этасама, на что спорим?
– Давай так – если ты проспоришь, то я тебе отдаю пистолет…
– И пистоны! – перебила я и добавила: – Все пистоны!
Киса залез в карман шорт и достал спичечный коробок, в котором лежала лента с пистонами. Я уважительно кивнула.
– А ты мне, – Киса задумался, – а ты мне ежика!
– Ты что, сдурел? Ежика на пистолет? – моему возмущению не было предела.
– Ну, ты ж говоришь, что залезешь, а значит, тебе не придется с ежиком расставаться. Ну, по рукам? – Киса протянул руку.
– А давай! – я протянула ему свою, и мы ребрышками ладоней перебили свое же рукопожатие.
Я посмотрела на старый дуб. Сто раз мы на него забирались, сто раз я сидела на толстой ветке – первая высота – первая ветка, которая росла как-то странно – не вверх, а в сторону, отчего и сидеть на ней было весьма удобно. Вторая, почти вровень с крышей Антонихи. С этого места было удобно наблюдать, есть ли кто у Антонихи в огороде, и если нет – айда за яблоками!
Поплевав на ладошки, я начала карабкаться. До первой ветки я добралась в два счета – привычная остановка, я села на широкую ветку, как на лавочку, и помахала Кисе сверху. «Выпал бы у меня зуб уже, я б плюнула с высоты!» – неожиданно подумала я, но услыхала:
– Давай, давай, – подбадривал Киса и откусывал от большого яблока. Сок тек по его рукам, оставляя блестящие дорожки.
Мне вдруг тоже захотелось яблока. Белого налива. Откусишь такое звонко-хрустящее – успевай рот закрывать, иначе сок перельется и потечет из уголков рта и по рукам. Я подняла голову и продолжила восхождение. Добравшись до второй ветки (вторая высота), решила не останавливаться и, перехватываясь руками, подтягиваясь и царапаясь, верно шла на побитие рекорда. И вот здесь случилось это ужасное «и вдруг»…
На моих ногах были красные шлепанцы. Ну конечно, не настоящие «колодки» – на сплошной деревянной подошве, модные, с металлическими нашлепками… Откуда?
У мамы были сапоги-чулки на танкетке, и когда ее не было дома, я надевала их, а они мне были ужасно велики. «Чулки», плотно облегающие мамины ноги – болтались гармошкой на моих ножках-спичках. Но мне это не мешало – мне нравилось, что я становилась высокой – танкетки были сантиметров 10–12…
Мои шлёпки были гораздо более прозаичны. В начале лета обнаружилось, что босоножки, купленные на вырост в конце прошлого лета и надеванные только пару раз, в особо торжественные дни, – например, когда я стала октябренком, а потом на утренник, посвященный прощанию с Букварем, на Новогодний утренник и на Первомайскую демонстрацию, – стали мне маловаты. Пятку натирало нещадно, и ходить в них я отказывалась. Тогда папа, недолго думая, отрезал от босоножек задник, вместе с ремешком, что застегивался через ногу, и получились вполне себе приличные шлепанцы. Я в них шиковала посреди нашей летней пылищи, все лучше, чем босиком, хотя ноги от грязи эти шлепанцы не защищали.
