На поляну выскочил косматый мужик с вилами и тут же бросился к Смолину.
— Барин! — мужик повалился графу в ноги. — Батюшка, родненький, беда! Беда!!!
Пуча глаза от ужаса, мужик замычал что-то нечленораздельное.
— Что за беда?! Говори толком, шельма! — Смолин схватил его за шиворот и тряхнул со всей силы.
— Нашли людоеда… — крестьянин задыхался от волнения. — Пес ваш…
Петр Николаевич расплылся в широкой улыбке.
— Ага, так Лютый волка-людоеда выследил? Отлично! Какая же в том беда?!
— Нет, барин, нет… — затряс косматой головой мужик. — Пес этот… убитый…
— Как — убитый? — граф в ярости сжал кулаки. — Кто посмел?! Или нет, постой! Его, что ли, людоед загрыз? Волк-людоед, да?!!
Мужик судорожно сглотнул.
— Нет, батюшка, опять не то, — он с трудом справился с одышкой. — Ваш пес, барин, он и есть тот самый людоед. Вот!
Граф отшатнулся.
— Ты что мелешь, дурья башка?! Как такое возможно?!!
— А так и возможно, — не отступал от своих слов крестьянин. — Его только что в деревне застали. Пока мужики на охоте, пес, видать, в конец обнаглел, да в избу к кузнецу нашему, Тимофею, сунулся. Там, на беду, мальчонка годовалый был. Мать его без присмотра оставила, сама траву за домом косила. Малец, как пса увидал, кричать начал. Мать прямо с косой в дом кинулась, и обомлела. Стоит она, значит, в сенях — а эта тварюка черномордая на нее надвигается, с ребятенком мертвым в пасти. Да не просто идет, а рычит грозно — видать, и мать заразом с дитем порешить удумал. Тут баба с перепугу косой по собачьей лапе вдарила, и так ловко — чуть пополам не перерубила, аж кость видна стала. Пес мальца убитого тотчас бросил и убег, хромая.
— Куда убег-то? — спросил, бледнея, граф.
— Вестимо куда — к вам домой, барин.
— Как же это… что же это… — стоявший рядом следователь не мог подобрать слов.
Смолин вскочил на коня и что есть духу помчался к особняку. Лизонька, Пантелеимоша — они находились в смертельной опасности.
Забежав в дом и убедившись, что молосса тут нет, граф распорядился запереть все двери. Затем он кинулся в опочивальню жены. Там царило абсолютное умиротворение. Графиня, сидя в кресле, неспешно вышивала картину шелковыми нитями. А из соседней комнаты, где обитали новорожденный младенец и графский воспитанник Вася, доносился негромкий смех — детишек развлекали мамки-няньки.
— Лизонька, дружочек, — осторожно начал Петр Николаевич. — Я вынужден просить тебя об одолжении. Будь так добра, не выходи сегодня на двор гулять.
Графиня удивленно посмотрела на мужа.
— В чем дело, Петруша? Случилось что?
— Случилось, — Петр Николаевич решил не скрывать от жены страшную правду. — Молосс наш, Лютый, тем самым волком-людоедом оказался, коего мы изловить пытались.
Графиня ахнула, пяльцы с неоконченной вышивкой выпали из ее рук.
— Не волнуйся, — поспешил успокоить ее Петр Николаевич. — Мы эту нечисть враз изведем. Люди сказывают, он где-то поблизости рыщет. Сейчас я мужиков соберу, и облаву всем миром устроим. Харитона тоже в этот раз возьму. Хоть он охоту и не любит, да тут дело серьезное, помощь его нужна. Они с молоссом из одной земли привезенные — наверняка туземцу какие-то секреты ведомы, как эту тварь изловить половчее.
— Правда твоя, Петрушенька. Имеет он на Лютого влияние несомненное. Не зря тот всегда уйти норовит, как только Харитон где-нибудь появляется. Боится его молосс, не иначе.
Из соседней комнаты выглянула одна из девок, присматривающих за малышами.
— Батюшка, дозвольте слово молвить, — несмело обратилась она к графу.
— Говори.
— Я слыхала, Харитона на облаву звать собрались? Никак это невозможно. Он в комнате своей подземной сидит — покалечен.
Холодная змея подозрения вползла в душу Петра Николаевича.
— Покалечен? Когда? Где?!
— Мне о том ничего не ведомо. Знаю только, что увечье у него сильное. Брательник давеча прибегал — рассказывал. Говорит, вышел Харитон из подвала бледный, страшный. И рука тряпицей обмотана. Сказал слугам, чтоб к нему не совались, и обратно в комнату возвернулся. А как уходил, брат и заприметил — под тряпицей той рука почти что отрезанная. Аж кость видать.
Граф мгновенно припомнил рассказ крестьянина — о том, как Лютого резанули косой по лапе до самой кости. О господи, это ведь означает, что… Граф выбежал из опочивальни жены, оставив ее в полном недоумении.
— Все слуги, кто в доме есть — быстро сюда! — распорядился Смолин, приближаясь к входу в подвал. — И факелы несите! Живо!!!
Через минуту несколько крепких мужиков выломали дверь подземной комнаты и ввалились внутрь.
— Нету тут никого, барин.
— Как нету?! Быть того не может!!!
Петр Николаевич вбежал следом за слугами. Комната была пуста — колдуна-оборотня и след простыл…
ГЛАВА 23
Последняя запись в дневнике
Девушка бодрствовала уже несколько минут, но увиденное во сне до сих пор стояло перед глазами. Невероятно: подземная комната колдуна оказалась архивным кабинетом! Там, где Вика проводила большую часть времени, разбирая старинные рукописи, двести лет назад колдовал над зельями туземец-чернокнижник. Прошлое и настоящее сплелись в единое целое. Виктория в очередной раз убедилась, что давняя история этих мест тесно связана с нынешними событиями.
В памяти всплыли другие отрывки сна. Охота на волков, разоблачение оборотня, убитый ребенок… «Убитый ребенок! Еще один — пятый!» В волнении девушка села на кровати. Она хорошо помнила, что на пиктограмме изображены шесть детских фигурок. Значит, если доверять сну, в живых теперь осталась последняя жертва оборотня. Малыш, которого держит на руках светловолосая женщина — сын кормилицы, Вася. Виктория в сомнении покачала головой. «Как же колдун доберется до мальчика?» После пятого убийства оборотня рассекретили — значит, вход в дом, где находится воспитанник графа, ему закрыт. Однако, судя по изображению на пиктограмме, оборотень все-таки убил ребенка. Но как? Прояснением данного факта девушка решила заняться сразу после завтрака.
Этим утром в столовой было малолюдно. Кроме Вики, тут находился только Виталий Леонидович. Остальные же стулья сиротливо пустовали. «Долохов улетел в Москву, но Эммануил Венедиктович-то куда подевался? — удивилась про себя Виктория.
— Голова прошла? — окликнул ее детектив.
Девушка воззрилась на него в недоумении.
