* * *
Сон перенес ее в прошлое. Какое-то холодное, сырое помещение было полностью погружено в темноту. Со скрипом отворилась дверь. Внутрь вошел слуга Харитон, освещая дорогу пламенем горящего факела. Помещение оказалось погребом — теперь его можно было хорошо рассмотреть. Наверное, двести лет назад погреба использовали как холодильники. Обстановка здесь вполне соответствовала назначению: прямоугольная комната с низким потолком была сплошь уставлена корзинами, мешками и ящиками со съестными припасами. Графскому поместью явно не грозил голод — помещение, заполоненное до отказа едой, было настолько велико, что даже яркий свет факела терялся в его дальних углах. В одном из этих углов находилось то, за чем туземец-колдун спустился этой ночью в погреб. Харитон равнодушно прошел мимо ящиков с корзинами и остановился перед большой железной клеткой. Он поднес факел к толстым прутьям. Пламя осветило измученное лицо кормилицы Светланы. Сейчас в ней трудно было узнать ту гордую дородную красавицу, которой она была еще совсем недавно. Поникшая женщина сидела на полу клетки и безучастно смотрела перед собой. На ней была старая грязная рубаха, руки и ноги — крепко связаны. Но самые поразительные изменения произошли с волосами кормилицы. Роскошная золотая коса, которой Светлана по праву гордилась, бесследно исчезла. Теперь женщина была совершенно лысая — ее обрили. Несчастная увидела Харитона, и глаза ее горестно сощурились.
— Чего пришел, басурман? Посмеяться?
Туземец отрицательно мотнул головой.
— Я пришел спасти тебя.
Светлана молчала. Проведя в клетке несколько дней, она совершенно пала духом. Женщине хотелось только одного: хоть ненадолго вырваться из заточения и прижать к груди своего ненаглядного сыночка.
— Утром тебя выпустят из погреба, — словно прочтя ее мысли, сказал Харитон.
Кормилица встрепенулась.
— Правда? — спросила она, еще не до конца веря своему счастью. — И я смогу увидеть сына?
— Прежде понесешь наказание, а уж потом, наверное, можно будет.
— Наказание? — ахнула Светлана. — Какое еще наказание? Я уже, почитай, неделю в темном погребе сижу. Одну воду пью, еды не дают вовсе. В клетке, как дикий зверь, обитаю. По ногам-рукам связана. Обрили наголо, как девку непотребную. Да разве это не наказание, скажи? Нечто мало?!
Харитон неопределенно пожал плечами.
— Барину виднее…
Женщина осторожно тронула туземца за рукав.
— А ты знаешь, какое наказание мне Петр Николаевич назначил? — спросила она хриплым от волнения голосом.
— Знаю. Тебя завтра привселюдно выпорют розгами у позорного столба.
Светлана в ужасе отшатнулась.
— Выпорют розгами?!! Но как же Елизавета Андреевна позволила? Неужто не заступилась за меня, рабу ее верную?!
— Графиня ничего не знает о том, что происходит в поместье. С самых похорон она не выходит из своей спальни. Мечется в горячке, оплакивая умершего сына.
Кормилица молитвенно воздела вверх связанные руки.
— О, Господи, за что посылаешь такие муки тяжкие? — воскликнула она. — Знаешь ведь, что неповинна я в смерти Илюшеньки. Дай же силы пережить завтрашнее испытание и снова увидеть мальчика моего, Васеньку. На тебя одного уповаю, больше помощи ждать не от кого.
Туземец смотрел на молящуюся. Даже сейчас — в рубище, обритая наголо, в грязной клетке, она была для него самой прекрасной женщиной на свете.
— Я пришел сюда, чтобы помочь тебе, — произнес Харитон, едва Светлана умолкла. — Если сделаешь так, как я скажу, то избежишь наказания.
Кормилица недоверчиво на него покосилась.
— Я достану ключ от клетки, — продолжал туземец, — выведу тебя из погреба, мы сядем в карету и навсегда уедем из поместья. Никто нас не найдет — поверь мне.
— А как же Вася? — всполошилась женщина. — Я без сына никуда не поеду.
— За него не тревожься, — успокоил Харитон. — Мальчик сейчас у сторожа на конюшне. Перед уездом мы его заберем.
Светлана всмотрелась в черные раскосые глаза.
— Почему ты делаешь это для меня? — спросила она туземца.
Тот улыбнулся.
— Я люблю тебя.
— Но я тебя не люблю.
Харитон опустил голову.
— Мне все равно, — глухо прошептал он. — Просто будь со мной, и я спасу тебя от завтрашнего позора. Лошади уже запряжены — решайся.
Женщина молчала. Туземец поднес факел к лицу, и она увидела, как ходят желваки под его скулами.
— Я ведь только из-за тебя, Светлана, в поместье остался. Если б не встретились, сейчас в Петербурге жил бы, по дворцам расхаживал бы, с царем за одним столом сидел. А вот застрял тут, в деревне дремучей — только чтоб тебя видеть. Хоть редко, хоть издали.
Он бухнулся на колени перед клеткой.
— Ты нужна мне — слышишь? Нужна, как воздух. Жить без тебя не могу. Все время о тебе одной думаю. Сжалься!
Женщина печально вздохнула:
— Любовь — не милостыня, ее из жалости не подают. Нет, Харитон, никуда я с тобой не поеду. Завтра стерплю мученический стыд, коль на роду такая участь написана. А уж после с Васенькой свой вдовий век коротать буду. Не могу я без любви с кем-то жить, пойми ты это.
Туземец скрипнул зубами. Он до последнего момента был уверен, что Светлана, в ее теперешнем жалком положении, обязательно согласится на побег. Но нет — она ему отказала. Снова отказала!
Зло сверкнули черные глаза. Вскочив с колен, Харитон молниеносно выбросил вперед руку и ухватил Светлану за шею. Женщина забилась в клетке, как испуганная птица. Она цеплялась за жесткие пальцы туземца, пытаясь оторвать их от своего горла. Широко открывая рот, надеялась вдохнуть хоть немного воздуха. Нет, ничего не получалось — Харитон все сильнее сжимал пальцы, душа свою жертву. Светлана обмякла, ее глаза закатились. Женщина начала терять сознание. Какое-то время туземец с явным наслаждением наблюдал за ее мучениями, а затем резко притянул к себе. Теперь их разделяла только железная решетка. Взгляды Светланы и Харитона встретились.
— Ты будешь моей или отправишься на тот свет, — прошипел туземец прямо в лицо умирающей женщине.
В отчаянии, понимая, что смерть уже совсем близко, Светлана в последний раз рванулась из цепкой хватки. И — о чудо — у нее получилось освободиться! Женщина быстро отползла к дальней стене клетки, где туземец не мог ее достать.
— Убирайся, — прохрипела она, с ненавистью глядя на своего мучителя. — Пошел вон, басурман проклятый!