После такого зловещего открытия Вика с Эммануилом Венедиктовичем решили, что им необходимо выйти на воздух.
Они немного прогулялись по саду, а затем направились к кафешке у памятника. Как обычно, в дверях стояла Марья Петровна и лузгала семечки. Приветливо кивнув Виктории, она перевела взгляд на Быстрицкого.
— Ба, никак вы, уважаемый, снова ко мне за чекушкой пожаловали? — протянула продавщица насмешливо. — Неужто все тайны прошлого уже разгадали?
Старичок сконфуженно втянул голову в плечи.
— Марь Петровна, душенька — хватит шутить. Несите скорее ваш божественный коньяк. Только он один и спасает меня от серых, унылых будней.
— То-то же, — хмыкнула продавщица и с гордым видом скрылась в глубине кафе.
Как только она появилась с подносом, Быстрицкий торопливо опрокинул рюмку.
— Спасибо, Марь Петровна. Спасибо, голубушка, — начал расшаркиваться он перед женщиной. — Даже не знаю, как и благодарить вас.
— Так уж и не знаете, — хохотнула продавщица. — Расскажите, как обычно, интересненькую историю про колдуна, который в барском доме жил.
Испугавшись, что Вика доложит об этом Тормакину, старичок решил сделать крайней Марью Петровну.
— Что вы придумываете? — сказал он ей нарочито строго. — Ничего такого я не рассказывал.
— Как не рассказывал?! Да вы только вчера мне этого колдуна описывали. Я и соседям пересказала, теперь вся деревня знает.
Быстрицкий совсем пал духом.
— Не говорил я ни про какого колдуна, — с нажимом сказал он. — Нечего, Марь Петровна, сплетни по округе распускать.
— Ах, сплетни, — обиделась продавщица. — Ну, хорошо же, Эммануил Венедиктович, явитесь вы ко мне в следующий раз за коньяком.
И она удалилась в кафе. Старичок виновато посмотрел на Вику.
— Я тут, дорогой профессор, совершенно ни при чем. Это Марь Петровна все напутала. Глупая деревенская баба, что с нее взять.
Коротышка покосился на входную дверь, опасаясь, что «глупая деревенская баба» может его услышать и, выскочив из кафе, огреть подносом. Вика полностью разделяла опасения Быстрицкого. Поэтому оба, не сговариваясь, двинулись в сторону парковой аллеи.
— Знаете, Эммануил Венедиктович, — сказала девушка, когда они уже отошли на безопасное расстояние, — я с вами полностью согласна: слуга-туземец был колдуном.
— Правда — согласны? — в глазах старика блеснули слезы. — А я так боялся, что вы, как и Семен Семенович, начнете меня высмеивать.
— Туземец действительно был колдуном — в старинных бумагах есть тому неопровержимые доказательства.
Говоря это, Виктория откровенно лукавила. В документах ни слова не говорилось о колдовской сущности туземца. Просто девушке очень хотелось побеседовать о Харитоне. А Быстрицкий, похоже, был единственным, кто тоже интересовался этой загадочной личностью. Вика не ошиблась. Едва она затронула данную тему, Эммануил Венедиктович разошелся не на шутку.
— Колдун он, самый настоящий чернокнижник, — горячо зашептал старичок. — Я даже вам больше скажу, милочка — он и оборотнем, наверное, был.
Уж кто-кто, а Вика в этом не сомневалась. Но не рассказывать же ей было собеседнику о своих ночных экскурсах в прошлое. Кстати: сам-то Быстрицкий откуда знает о таких способностях Харитона? Услышав вопрос, коротышка раздулся от важности.
— Как — откуда знаю? Из тех же документов, что и вы, дорогой профессор. Вот прочтете графский дневник до конца, тогда и поймете.
И Эммануил Венедиктович многозначительно поднял вверх прогулочную трость.
— А что за истории вы Марье Петровне каждый день рассказываете? — припомнила девушка слова продавщицы.
Быстрицкий смутился.
— Да небылицы всякие сочиняю, чтоб ее развлечь. В порыве благодарности за коньяк, так сказать. А она, видите, что натворила — разнесла мои сказки по всей округе. Если это до Семена Семеновича дойдет, он замучает меня придирками.
Вика уже в который раз пожалела бедолагу.
— Простите, Эммануил Венедиктович, но почему вы терпите такое обращение? — не удержалась она от вопроса.
Пожевывая губами, Быстрицкий грустно посмотрел на девушку.
— Пусть я терплю насмешки, пусть меня пинают и оскорбляют — но зато я сыт, мне есть, где спать, и есть, с кем поговорить. Последнее, поверьте — самое важное.
Он опустил глаза и едва слышно добавил:
— Вы еще слишком молоды, и не знаете, как тяжело в старости оказаться совершенно одиноким. Мне поздно начинать жизнь заново. Все, что теперь остается — это скитаться от одного благодетеля к другому, и лебезить перед ними за оказанное покровительство.
Вика пораженно смотрела на коротышку с пышной шевелюрой. Сейчас перед ней стоял не хитрый изворотливый приживала, а несчастный человек, загнанный в тупик жизненными обстоятельствами. Печальное зрелище…
Девушка решительно сменила тему разговора.
— Эммануил Венедиктович, вот вы говорите — слуга-туземец был оборотнем. Думаете, он действительно умел превращаться в животное?
Этим вопросом Виктория отвлекла Быстрицкого от тяжелых мыслей. Его глаза тут же вспыхнули живым интересом.
— Был ли Харитон настоящим оборотнем? — переспросил старичок. — Тут я не так уверен, как с колдуном. Может, отец Даниил что-то знает? Он, кстати, сегодня на ужин придет.
— Очень хорошо, — обрадовалась девушка. — Мне надо обсудить с ним название деревни.
Какое-то время они с Быстрицким молча прогуливались по аллее. Вокруг не было ни души. Тишину нарушали лишь заливистые птичьи трели да стрекотание кузнечиков. В стороне, чуть поодаль, виднелся пригорок с вяло крутящейся декоративной мельницей. Умиротворение и покой — обычное деревенское лето.
— Как вы думаете, милочка, — оборвал молчание старик, — если Харитон все-таки превращался в животное, то в какое именно?
Хотя Вика отлично знала ответ на этот вопрос, она не собиралась посвящать Быстрицкого в свои необычные сновидения. Во всяком случае — пока…
— Эммануил Венедиктович, — сказала девушка с напускной строгостью, — давайте прекратим фантазировать на эту тему. В данный момент у нас нет никаких подтверждений того, что туземец был оборотнем. Так что очень вас прошу — не рассказывайте об этих предположениях ни единому человеку. Даже в благодарность за коньяк. Вы меня поняли?
— Да-да, конечно! — закивал лохматой головой коротышка. — Буду держать рот на замке. Вообще-то…
Девушка не слышала дальнейших рассуждений Быстрицкого. Внезапно она обнаружила, что зрение стало… черно-белым! «О, нет, только не это, — пронеслось в голове. — Опять началось!» Вика была права — началось! Причем все сразу!!! Вслед за утратой цветного зрения у нее произошли изменения с обонянием и слухом. Они заострились до невероятной степени — на Викторию обрушились миллиарды новых, ранее не улавливаемых ею звуков и ароматов. Перехватило дыхание, сердце бешено заколотилось.
