Бабушка всегда носила летние перчатки, шелковые или кружевные, и, когда расписывалась за посылку, старалась не слишком глубоко макать перо в чернильницу – она терпеть не могла пятен!..
На дождевской почте, напомнившей Тонечке детство, за прилавком сидела полная женщина в тренировочном костюме, зевала и листала картинки в телефоне.
Как только Тонечка подошла, женщина перестала листать, вытаращила глаза и позвала:
– Валюш, ты глянь!
Тонечка вздохнула.
– Здравствуйте, – сказала она. – Я в маске и перчатках, чтоб никого не заразить.
– Сама больная, что ль? Валюш, погляди!
С другой половины дома вышла невысокая, круглая, но при этом словно востренькая женщина, окинула Тонечку любопытным взглядом и всплеснула руками.
– От удумали, от удумали, – заговорила она. – Сами заразу из-за границы энтой привезли и теперь к нам понаехали! У нас тута не Москва, милая! – прокричала она Тонечке в лицо, словно та была глухой. – У нас тута лечиться нехде, мы все от вашей заразы поганой перемрем! А мы-то по заграницам не шастаем!
– Чего нужно? – сурово спросила полная тетка за прилавком. – Говорите, коли дело есть, да и с глаз долой!
– Геноцид какой-то, – под нос себе пробормотала Тонечка.
– Цыт не цыт, а если дела нет, так и с Богом!
– Есть у меня дело! – возмутилась Тонечка. – Мне нужна Валюша, меня к вам отец Илларион направил! Это вы?
И она повернулась к востренькой.
– Оте-ец! – протянула та с уважением. – А ты кто такая есть, чтоб тебя сам батюшка прислал?
– Да никто, – сердито сказала Тонечка. – Я соседка Лидии Ивановны Решетниковой с Заречной улицы. Она позавчера умерла.
Тетки переглянулись и торопливо закрестились, каждая на свой манер.
– Спаси, Господи, душу усопшей рабы твоей, – пробормотала та, что за прилавком.
– Земля пухом, как говорится, – подхватила Валюша, – горе-то какое! А ты, стало быть, соседка?
– Да.
– Как же Господь прибрал-то ее? Не мучилась?
Тонечка этого не знала. И ей обязательно нужно было узнать, Господь ли прибрал старую княгиню или кто-то перебил Его волю своей!..
– Отец Илларион сказал, что Лидия Ивановна письма тут у вас получала и отправляла. Может быть, есть адрес родственников?
– А ведь она сегодня ко мне собиралась, Лидия-то Ивановна, бедная! – Валюша зажала рот ладонью. – Мы в «Рублевочке»-то сошлись, а она и говорит, зайду, мол, я к тебе в среду, Валюша! Вот она, жисть-то!.. Была, а к среде уж вся вышла…
– Есть, есть адрес, – вступила вторая и утерла глаза. – Валюша, давай-ка нашу картотеку.
Обе тетки так искренне сокрушались о кончине Лидии Ивановны, как будто они и были ее самыми близкими родственницами!..
– У нас до прошлого года все по компьютеру было, – рассказывала между тем толстуха. – По-современному, стало быть, как положено. Да под самые Святки он возьми да сгори! Из школы Виктора Васильевича позвали, он ребятам компьютер преподает. Он пришел, посмотрел. Нет, говорит, милые женщины, его теперь только в утиль. Вот новый, почитай, пять месяцев ждем! А где без него, проклятого, не обойтися, в поликлинику к Райке бегаем, Виктор Васильевич, дай бог ему, туда всю нашу базу перенес! Валюш, чего ты застряла-то?
– Да иду я, иду!..
Валюша забежала за прилавок, взволокла на стол деревянный ящик с латунными ручками.
– Тута письма все, которые не востребовали, копии переводов, какие забрали, какие нет. Ищи, ищи!..
– Чего искать! – Валюша выхватила хлипкий листочек. – Вот, месяц назад отправляли!
Толстуха нашарила на груди очки на цепочке, водрузила их на нос и прочитала:
– Город Тверь, улица Луначарского, восемь, квартира пятьдесят! Пятнадцать тыщ целых! Получатель Батюшкова Наталья Сергеевна.
Тут она взглянула на Тонечку и взмолилась:
– Да сыми ты намордник этот, глядеть на тебя тошно!..
Тонечка поняла, что лучше снять, чем препираться. Тем более в последний раз она была в толпе полтора месяца назад, и если бы заразилась, уже наверняка заболела бы!
Она стянула маску и посмотрела в листок.
– Можно я сфотографирую адрес?
– Давай, давай. А ты когда поедешь-то? К сродственникам?
Тонечка достала телефон.
– Завтра, должно быть, и поеду.
– Ты там с бухты-барахты не брякай – померла, мол, бабка ваша! – посоветовала Валюша. – Ты осторожно, такт имей.
Тонечка вдруг сообразила:
– Подождите, то есть Лидия Ивановна переводы отправляла? Она деньги пересылала?
Тетки опять посмотрели друг на друга:
– Так оно и есть, каждый месяц. Вот же, тута написано – пятнадцать тыщ послано!..
…Странно, подумала Тонечка. Логичней было бы, если б родственники присылали старушке вспоможение!
Впрочем, она ничего не знает о старой княгине, кроме того, что та жила уютно и прочно, носила на шее камею и никогда не задергивала шторы на окнах.
– Кто ж хоронить ее станет, сердешную?
– Родственники, наверное, – вздохнула Тонечка. – Мне бы их найти.
– С адресом-то найдешь, чего там! А если нет, всем миром соберемся.
– Да погоди ты, Валюша, может, она завещание какое оставила, распорядилась.
– Ох, Марья Петровна, не собиралась она помирать! Зайду, говорит, к тебе, Валюша, в среду!.. А тут такое дело приключилось.
Тетки еще продолжали охать, когда Тонечка попрощалась, сошла с крыльца и отправилась в обратный путь, обходя лужи.
Дождь все сыпал, и сильно похолодало. Казалось, вот-вот пойдет крупа.
Тонечка накинула капюшон, вытащила наружу обшлага толстовки, чтобы не мерзли руки в резиновых перчатках, и ускорила шаг.
…Кто такая эта Наталья Сергеевна Батюшкова? Племянница, о которой говорил пузатый майор Мурзин? Или посторонняя женщина, которую старая княгиня почему-то считала нужным поддерживать? А если посторонняя, где все же искать родственников?
Просить помощи у мужа Тонечка ни за что не станет, он рассердится, будет ее пилить! И повторять, что сто раз велел ей ни во что не ввязываться, и вообще лучше б сценарий писала!
Она добежала до будки сапожника, который уже не тянул дратву, а неподвижно сидел на низкой табуретке, уставившись в мелкую сетку дождя.
Тонечка пробежала было мимо.
Сапожник в таком городе, как Дождев, должен знать не только всех жителей и их детей, но также собак, кошек и кур!..
…Ох, и влетит ей от мужа, если он узнает! И мама не одобрит…
