Пройдет несколько месяцев, и в Тбилиси наступит декабрь. В этом декабре откроется небольшой семейный ресторан, племянник Маки, Андро, станет ей во всем помогать.
Они будут готовить лимонады из огурца и тархуна, варить черешневый суп, жарить хачапури и печь кучмачи, старые рецепты из утерянной прежде книги снова будут звучать на кухне.
В «Барбарестане», так они назовут ресторан, будет много гостей, мы тоже окажемся в их числе. Все попробуем, будем долго благодарить и долго прощаться.
В Тбилиси пойдет дождь.
* * *
Мне снятся кинокартины про маму Грузию. Мы гуляем по виноградникам Кахетии, срывая молодые грозди. Осторожно, едва касаясь босой ногой, трогаем кипящее море Батуми. Снова бродим по старым улицам Тбилиси. Мы узнаем каждый дом, знаем переулки и точно помним, где покупать пастилу. Мы никогда не были здесь прежде, мы никогда не уезжали отсюда.
Мы познакомились с Грузией, едва отведав Казбеги, распробовав его вприкуску с мчади и саперави. Мы обязательно вернемся, теперь уже в Сванетию и Тбилиси, а сегодня мы уезжаем и просто немного тоскуем, но знаем, что так и должно быть.
Соль
Детьми, поранив палец, мы скорее совали его в рот, чтобы остановить кровь — под языком становилось солоно.
Тогда я не знала, откуда этот вкус, сегодня, стоя на берегу балтийской воды, я точно чувствую, как морская соль, проникая сквозь поры, сквозь гортань и нос, наполняя собой сантиметры моего тела, делает кровь соленой.
Ветер набивается в куртку и волосы, хлещет по щекам растрепанными прядями. День обещает быть долгим, сухим и свежим. Мы снимем ботинки и пойдем по сырому песку, холодная морская вода доберется до щиколоток и отступит.
Моя бабушка говорила, что на море заболеть нельзя, что морская вода лечит. Думаю, бабушка была права, волна набегает и ссадину начинает щипать, еще волна, и в груди тоже что-то саднит. Нужны непрекращающиеся сеансы, необходима вода.
Мы приносим с собой на берег пустое стекло, обратной дорогой наберем в него воды и станем ею спасаться, когда море останется где-то в стороне. А пока мы сидим на песке, песке, просушенном ветром и разогретом августовским солнцем. Рассказываем друг другу свои истории.
Я выросла далеко от воды. Моя соль с годами становилась слаще, я часто болела и мечтала о водоемах. Рядом были пруды и реки, а они хороши лишь тем, что наполнены пресной водой, водой, пригодной для жизни, но совершенно не подходящей для посола крови.
Юность же, проведенная у горячих южных морей, выдубила кожу, наполнила песком волосы и добавила черноты лицу. Здоровье поправилось, а под солнцем на руках и шее выступили соляные разводы. Там, у морей, друзьями мы много плавали, огибали буны с теневой стороны и рвали мидий, если везло, то с собой у нас оказывались небольшие ножи, ими мы срезали ракушки, а если нет, то ужин хватали пальцами, иссеченными о края подводных камней.
Вечерами, прощаясь с морем, мы набивали песком и солью карманы сумок, скупали у уличных торговцев тарелки и вазы, чтобы и их заполнить воспоминаниями о соленой воде. Мы запускали в волосы северные ветра, ветра с первым сентябрьским дыханием, не срывали с подошв сандалий осколки раковин, не выпутывали из кос водорослей. А только готовили на кострах красивых радужных рыб, принимали отступные южной воды. И непременно обещали вернуться немного позже.
Став старше, я перебралась в город на Неве, город, расчерченный каналами и реками, переполненный историями и туманами. Дожди здесь переливаются через край, воды мне хватает, но не хватает соли. Чтобы в следующий раз, поранив палец, почувствовать солоноватый привкус, мы в который раз отправляемся к северному морю.
Несомненно, бабушка была права, море лечит и солит, море спасает каждого.
Дорожные заметки
В Аликанте кружится французская карусель. В перерыве между кружением ее огни гаснут, а украшенные перьями лошади прекращают скачку. Я захожу на помост, чтобы сделать несколько снимков, поймать и спрятать в своей памяти детей и взрослых, занявших места на крепких спинах пластиковых пони и за резными дверцами хрупких карет.
Пол подо мной начинает движение, сначала неуверенно и слегка покачиваясь, а затем все решительнее набирая обороты. Меня трогают за плечо, просят билет. Извиняясь, прижимаю заячьи уши. Контролер смеется на мое недоумение и разрешает мне безбилетный проезд, но я обещаюсь внести два евро после, на корм пластмассовым скакунам.
Карусель идет заданным кругом, через равные промежутки времени, показывая моим спутникам взлохмаченную движением голову и восхищенные глаза. Немного счастья, немного кружения.
Этим же вечером в испанской квартире я буду смотреть, как под самым потолком лопасти вентилятора описывают ровные круги, за всю ночь так ни разу и не сменив маршрута. С каждым судорожным движением, с каждой новой окружностью сверху вниз будет спускаться волна прохладного воздуха, но даже она не принесет сна. В тот наш приезд на побережье свирепствует лето.
Вся Испания — это дорога от центра к окраине, от гор к морю. Это путь с остановками в несуществующих городах, ночами, которые никто не вспомнит. Через старое кладбище на самой вершине горы, через замки и крохотные кафе, в которых никогда нет мест, но вам все равно там никто не откажет.
Здесь мы решительно никого не понимаем. Восхищенно слушаем шумный и мелодичный язык, забываем кивать и много улыбаемся. Набиваем сумки ракушками и крабами, пробуем все, на что не решались прежде. Испанцы же, лишенные страстей, наполненные спокойствием и любовью, остаются верны сиесте. Как большие теплые кошки, знакомые нам жители Аликанте и Альбайда никуда не спешат.
Смуглая женщина, не разбирающая ни нашего, ни любого другого, кроме испанского, языка, разведет руками — свободных столов нет. Немного подумает и вынесет несколько старых стульев, сломанных то здесь, то там, и усадит нас ждать обеда. Мы останемся улыбаться снующим официантам и вспоминать, что в феврале в Испании цветет миндаль. Роняет нежные лепестки, не чувствует ветра. Охваченные цветением деревья обещают весну, дают клятвы, путают непослушные волосы, награждая и их розовыми соцветиями. Но в это сложно поверить под беспощадным южным солнцем.
* * *
Когда тебе бесконечно спокойно или просто очень хорошо, ты молчишь. О таком не принято говорить, слова могут спугнуть ощущения момента. Произнесенные вслух желания не сбываются.
