Столы были расставлены в строго геометрическом порядке, так, чтобы центр террасы оставался доступным для всеобщего обозрения. По правую руку Наташи оказался не кто иной, как Лев Степанович, известный искусствовед, а по левую — некто, как поняла Наташа, из тех, кто помог Толику в строительстве дома. Эта группа держалась особняком и была уже крепко навеселе. Толик выказывал им особенное почтение. Они ему тоже.
«Как собаки, обнюхивающие друг друга», — неприязненно подумала она.
Наташа не очень вглядывалась в своего соседа слева, плотного, коротко подстриженного брюнета, предпочитая свое внимание уделить хоть, и неизвестному ей, но все же искусствоведу, однако заметила что-то знакомое, то ли в фигуре его, то ли в манере поворачивать голову. Она поискала глазами Андрея, но, решив, что до окончания ужина все равно его вряд ли увидит, принялась за лысенького пузана:
— Простите мое невежество, но, к сожалению, незнакома с вашими работами.
— Наталья Николаевна Денисова, если не ошибаюсь. Как же, счастлив. Много наслышан и от Оленьки, и от вашего мастера. Кстати, благодаря его, так сказать, повсеместной опеке, ваше поколение юных дарований незнакомо с моей книгой о мирискусниках.
В голосе искусствоведа зазвенели обиженные нотки.
— Хотя книга назрела, и в институте, где вы изволите учиться, была бы незаменимой. Сейчас ведь в большую моду входят и Бенуа, и Бакст, и Добужинский, и Левитан от этой группы не отстает, и, так сказать, Серебрякова.
Наташа почему-то вздрогнула при упоминании этих имен, но ответить ничего не успела: центр террасы заполнил цыганский ансамбль.
«Караул, — подумала Наташа, — и цыган выставили. Как в плохом фильме о русской жизни».
Невдалеке маячила Оленька, обходя гостей, и Наташа подозвала подругу:
— Олик, нельзя ли избавить утомленную Татку от ентова представления?
— Да я как раз пробиралась к тебе, — рассмеялась Оленька, — хочу позвать тебя в нашу спальню. Там Толик такое устроил! И подарки заодно покажу.
Они не без труда покинули террасу, пробираясь между столиками и отбиваясь от гостей, которые все что-то спрашивали и, вообще, бурно проявляли интерес к их персонам. Наташа наконец обнаружила Андрея, он сидел за крайним столиком под самыми дубками и о чем-то оживленно беседовал с черноголовой стриженой девицей, которую Наташа видела у подруги впервые.
Спальня оказалась действительно роскошной. Хотя опять же в каком-то усадебно-цыганском стиле. Пол был застлан пушистым пестрым ковром, по которому, должно быть, было очень приятно ходить босиком. Кокетливый комод с зеркалом в деревянной оправе являл собой незыблемость мещанских традиций, а огромная дубовая кровать, напоминающая эшафот, застеленная шелковым стеганым одеялом и царившая здесь, была завалена пакетами, коробками, обернутыми в подарочную фольгу, ящичками и плетеными контейнерами.
Подруги принялись распаковывать ящички, шкатулки, беспорядочно разбрасывая по комнате прятавшиеся в них воздушные пеньюары, изящные коробочки с духами, платья, костюмы, пижамы и халатики, кружевное белье всех возможных цветов, туфли и сумочки, — получился целый магазин. Потом они растянулись на освободившейся кровати.
— Я никогда не видела столько всякого барахла разом, — вздохнула Наташа, перевернулась на спину и ахнула: потолок был зеркальным. — А это что еще за разврат?
— Это небо, — засмеялась Оленька и щелкнула где-то выключателем.
Свет в комнате мгновенно погас, а потолок превратился в звездное небо.
— Я счастливая, Татка. Мне очень хочется, чтобы у тебя было бы все это тоже.
Оленька задумалась, замолчала.
— Знаешь, я говорила Толику: если мы будем жить во Франции, зачем здесь все так тщательно устраивать? А он ответил, что во Франции надо жить, как живут французы, а дома — как князья…
Оленька вздохнула глубоко, словно вспомнила что-то печальное, не соответствующее ее нынешнему полному счастью.
— И что ты держишься за своего Андрея? Толик бы тебе такого жениха подыскал. Он мне уже говорил о каком-то его партнере по бизнесу. Богатый, холостой, интеллигентный. Правда, уж слишком взрослый. Да-а-а, — протянула Оленька озабоченно, — конечно, о-о-чень трудно такого, как мой Толик, найти.
— Знаешь, я пока представления не имею, в чем для меня счастье, — Наташа с удивлением подумала, что еще ни разу не разговаривала с подругой об этом, — но точно не в том, о чем говоришь ты.
— А в чем же, в чем? Ненормальная ты, Наташка, не пойму я тебя никак. Вот и Стас тоже на тебя жаловался, что ты нос от него воротишь. А он, между прочим, в лепешку ради тебя расшибается.
Наташа медленно перевернулась и схватила подругу за горло:
— А ну, говори немедленно, что ты об этом знаешь?
— Отпусти, — хохотала Оленька, — знаю, что знаю, что Стас да Толик говорили.
— А Толик твой что знает?
— То же, что и я. Да перестань! Посмотри лучше на это.
Оля вскочила и, подбежав к комоду, вынула из верхнего ящика шкатулку, обтянутую темно-зеленым бархатом. В таинственной глубине футляра на черном шелковом ложе лежал великолепный бриллиантовый гарнитур — серьги, кольцо, брошь.
— Что ты на это скажешь?! — Оленька торжествующе ловила восхищенный взгляд подруги.
Единственное, что из всякого рода женских ухищрений по части собственной красоты ценила Наташа по-настоящему, — это бриллианты. Она не знала, откуда у нее эта страсть, но изумленно замирала всякий раз, когда видела этот чарующий блеск.
Однако что-то, незыблемо присутствующее в ней, всякий раз ставило преграду этой неестественной взволнованности и болезненному трепету. Она начинала представлять процесс работы по огранке алмазов, который увлекал ее больше, чем плоды этого процесса.
Но перед подругой она разыграла сцену восхищения и неподдельной зависти, к тому же столь естественно и бурно, что Оленька отреагировала просто:
— Попалась, Татка! Я тебя перевоспитаю. Я сделаю из тебя то, чем ты должна быть. Ты будешь моим шедевром, так сказать.
Это «так сказать» Наташа уже слышала сегодня, или ей показалось, что голосом подруги говорил кто-то другой, рядом стоящий.
— А вот это видела?! — И Оля достала из этого ящика комода что-то замкнутое в раму и обернутое плотной темной бумагой. — Тебе даже не снилось, смотри, ты, отличница, это настоящий Левитан!
Оленька развернула бумагу, и Наташа увидела Левитана собственной работы. Происходящее было похоже на отлично сбалансированный кошмар при высокой температуре. Когда из предмета высовывается другой предмет и корчит рожи.
— Откуда это у тебя?
— Толик подарил, правда, блеск?! Сумасшедших денег стоит. Сам Шишкин растрогался. Он так уморительно радовался: «Ранний Левитан, так сказать». — Оленька очень верно скопировала блеющий голосок искусствоведа. — Что с тобой Наташка, ты какая-то прямо белая стала?!
