С утра получил сигнал о том, что здесь его ждало задание.
И хорошо. Потому что нужно переключиться.
На парковке ряд из серебристых машин с белой полосой на борту — мокрые капоты и крыши; недавно шел дождь. У входной двери ни растений, ни охраны — Комиссионерам она со времен сотворения мира не требовалась.
Уже внутри, шагая по длинным коридорам, Аид думал о том, что любит Уровни по двум причинам: а) здесь ни при каких условиях его хламида не становилась видимой. Если Аддар воспринимал его Судьей, то Уровни — почти обычным человеком, — и потому на теле черные джинсы и темная кофта под горло. Так гораздо комфортнее. Б) Здесь, в этом Реакторе, существовал тот, кто знал о Санаре все и, подчас, понимал лучше, чем родная мать — Дрейк. Он-то и ждал в кабинете с нечитаемым буквенным кодом на двери.
— Свободен. Готов.
Аид опустился на стул, ожидая, что сейчас Начальник оторвется от чтения данных на экране, окинет взглядом и удовлетворенно кивнет. Тот и окинул. Только долго, тяжело, после чего покачал головой.
— Задание отменяю.
Санара ощутил всколыхнувшееся раздражение — сегодня облако настойчиво требовало выхода. Сейчас бы не помешало размозжить башку каким-нибудь невменяемым идиотам. Он еще не остыл. И хорошо бы идиотов было не два-три, а пара-тройка десятков…
— Нет. — Дрейк был непреклонен. — Тебе надо расслабиться.
— Я спокоен.
— Я не сказал, что ты неспокоен.
Они скрестили взгляды-лазеры, как световые мечи.
— Слишком много напряжения, его нужно убрать.
Комиссионеры были способны видеть его черноту — Санаре даже становилось легче от этого факта. Не приходилось ничего объяснять.
— Дай мне…
Он хотел сказать «убить кого-нибудь», но не успел.
— Найди бабу.
— Что?
— Телесное напряжение лучше всего сбрасывает секс. Тебе нужно выйти из рабочего режима, остудить шестерни.
Аид бы не улыбнулся, даже, если бы Начальник шутил. Но он не шутил.
Не хотелось спорить об очевидном: «У меня нет женщины, потому что никто не может смотреть мне в глаза. Все боятся»
— Купи. Заплати лучшей. Завяжи ей глаза.
Санаре хотелось чертыхнуться. Да, этот безвозрастной субъект в форме хоть и бесил временами, но все же был прав: секс помогал Аиду выйти из режима Судьи. Но этого уже давным-давно не случалось, потому что никому не нравится трахаться с завязанными глазами. А эти самые глаза обязательно приходилось закрывать либо ему самому, чтобы не пугать партнершу, либо принудительно завязывать даме, что обрубало лучшую часть его личного наслаждения.
— Я…
— Это не просьба. И не совет. Сделай, как я сказал.
Покидая кабинет, Санара думал том, что сейчас, просто для того, чтобы выпустить пар, он придушил бы Иду еще раз.
*****
(Dennis Lloyd — Aura)
Девчонка старалась. Притворялась, что ей нравятся странные игры, когда клиент молчит, а она ощупывает его тело трясущимися пальцами, словно слепой. Слепая, коей она и была из-за плотной бархатной повязки. Притворялась, что не помнит о том, что ее подвезли к дому с накинутым на глаза капюшоном, чтобы не запомнила адрес, что вели по комнатам под руку, что не дали даже посмотреть на того, кого она теперь ощупывала. Вроде бы не стар, судя по коже и мускулатуре, очень крепок, если пройтись по бицепсам и прессу, вот только лицо она кончиками пальцев читать не умеет — может, урод? Иначе зачем предварительная конспирация?
А Санара чувствовал ее беспокойство, как собака чует запах подгнившего мяса, уже невкусного и непривлекательного даже для того, кто голоден.
Он терпел. Старался исполнить то, о чем его попросили, отдаться на волю женских рук и губ, прокладывающих дорожку от его шеи к ключице, ниже, к пупку. Силился расслабиться. Но расслабиться не умела она сама: все ждала не то подвоха, не то его ужасного голоса, не то просьбы совершить нечто извращенное и неприемлемое. Напряглась еще до того, как вошла в его дом, и двойной гонорар, переведенный на карту вперед, не радовал.
У нее длинные шелковистые волосы, приятная округлая, утянутая в дорогое белье, грудь. Очерченная фитнес-залами и строгими диетами талия, бедра и икры без единого волоска. И духи с запахом лимона и дыни.
А ему хотелось, чтобы на него посмотрели.
Ее язычок все ниже, пальчики ласкают его соски (он так и не позволил ни разу поцеловать себя в губы), и у них бы, может, получилось, если бы ни ее внутренняя, звучащая для него как землетрясение, трясучка.
— Остановись, — попросил он в какой-то момент тихо.
Один из камней на ее сердце соскользнул в сторону — голос «клиента» нормальный. Не старый, не сиплый.
— Сделать… что-то… по-другому? Скажи, как лучше…
Она уже тянулась к его плавкам, но он перехватил ее подрагивающую руку.
— Хочешь на меня посмотреть?
И замотались быстрее, чем она успела подумать, из стороны в сторону волосы.
— Пусть… как есть. Поиграем?!
Но играть ей не нравилось. И он моментально напрягся больше, чем расслабился.
— Если сможешь делать это без повязки, делай. Если нет…
И развязал завязки маски.
Она даже не заметила, что он не просто не урод, что на самом деле он красив — утонула в белизне света его глаз; и сорвало в бешеный галоп сердце. Затикали ее внутренние часы с таким грохотом, будто пришли последние секунды, будто сейчас, прямо с этой чужой кровати, ей придется уйти из жизни навсегда.
Хвала эскортной выдержке — брюнетка, даже будучи объятой паникой, попыталась пересилить себя. Сейчас она опустит голову, снимет с этого ужасного человека трусы и больше ни за что не будет на него смотреть, примется за минет — он ей привычней и безопасней.
Санара же уже слышал лязг зубов, который от стресса у нее через секунду случится. А целый член ему дороже откусанного.
Чтобы голова девчонки поспешно не опустилась, он грубовато и крепко скрутил ее волосы на затылке. Смотрел уже разочарованно, без интереса. Через секунду выдохнул:
— Свободна.
Шелковистые пряди соскользнули с его кулака.
Убегая, она не забрала предварительно скинутый на ковер пеньюар.
(Diane Arkenstone — World Calling)
Сколько себя помнил, Аид боролся с гордыней. С самого рождения он чувствовал, что наделен некой силой, и оттого жаждал властвовать. А где власть, там и вседозволенность, где вседозволенность, там и жестокость. Она не проявлялась в нем, пока он рос и взрослел, обучался точным и гуманитарным наукам вдали от дома в пригородном пансионате. Не проявилась бы, возможно, и позже, не приметь он однажды повзрослевшую Мику…
