— Аааааа, не надооо! — женский крик обрывается, перерастая в стоны и чавкающие звуки траха.
Мне давно все равно. Единственное, что держит докопаться до организаторов и мне по хер, сколько народу ляжет пока я не отвоюю то, что принадлежит мне. Я умою в крови всех сук, которые положили глаз на то, что им не принадлежит.
Монстр. Чудовище.
Я караю. Я не прощаю. Горечь утраты ощущается кислотой, выжегшей все сердце. С кем-то расправляюсь, как сегодня в кровавой бойне, других давлю и разоряю. Отжимаю все, что принадлежит тем, кто вскрылся, кто причастен…
— Давай, сука, соси усерднее, пока зубья не вышиб! — мужской крик, перерастающий в вой, — ухмыляюсь и оборачиваюсь, смотрю через плечо, как больной на голову ублюдок остервенело насаживает очередной подстилке яйца по самые гланды.
Отчаяние и ярость — все, что у меня осталось. Особенно после того, как я понял, что мне не решить вопрос в суде. Все закрыто. Все куплено и стоит мне войти в здание суда, то я оттуда живым просто не выйду. Либо снайпер пальнет через окно во время разбирательства, либо скончаюсь на месте от раннего инфаркта.
С чем черт не шутит. Расклад по любому со смертельным итогом.
Тайгер Ривз — труп. Где бы не появился.
На меня идет полноценная охота. Меня загоняют, не понимая, что загонщики сами давно превратились в жертв.
Я умею играть и подстраиваться под чужие правила. Никто из виновных не понесет наказание перед правосудием и законом.
Я это понял.
Тем хуже для них, потому что им придется отвечать, как сегодня по законам моей стаи.
— Парни, здесь чужого нет, лови и трахай, все наше! — оголодавшие убийцы вошли в кураж.
Война идет полным ходом, и я воюю. Я играю по общепринятым грязным правилам.
Меня ведет холодная ярость и отчаяние. Я падаю на самое дно дерьмового болота.
Секс, боль, месть — все смешалось. Разврат и удовольствие стали способом глушить в себе проблески человечности.
Алкоголь, трах и война. Напряжение снимать надо, шлюхи помогают. Не помню лиц, не запоминаю имен, чаще разворачиваю спиной и натягиваю не глядя.
Не думаю и не вспоминаю. Все заперто и ящик Пандоры спрятан глубоко в подсознании.
Я стал тем, кем стал. Ожесточился. Привык принимать безжалостные решения, линчевать, наказывать и топить врагов в крови. Вспарывать тела, доставлять адские муки и наслаждаться агонией жертвы, получая кратковременное удовольствия от мести.
Я отдаю распоряжения, не задумываясь. Меня бояться и на этом диком утробном страхе строиться уважение.
Я в аду уже тьму времени, дорога усеяна трупами, а я даже не добрался к верхушке.
Кто-то очень хитрый, матерый стоит за всем и не отсвечивает.
Очередной крик наслаждения, или боли за спиной, не разберу.
Ощущаю, как ко мне подходят и останавливаются рядом. Скашиваю взгляд, и блондинка опускается передо мной на колени, опускает взгляд в пол, складывает руки на коленях, ждет моего решения.
Думает, что удрала от монстров, что устроили пиршество в доме. Ошибается. Здесь страшнее меня нет никого.
Разглядываю отстраненно. Взгляд цепляется за светлые волосы.
Сгодиться.
Глава 34
Адель Соммерсье
— Всем привет! Я дома! — слышу звонкий голос прямо с порога.
— Ужин готов! — отвечаю из кухни. Входная дверь захлопывается с громким щелчком. Эйрин переодевается, пока я домываю посуду и привожу кухню в порядок после моей готовки.
— Мммммм, как пахнет, — протягивает полноватая чернокожая женщина, появляясь на кухне и принюхивается.
Улыбаюсь.
— О да, с голоду даже моя стряпня вкусно запахнет.
— Луковый суп по моему рецепту… — целует меня женщина в щеку, пока я наливаю похлебку по тарелкам.
— Как она сегодня? — спрашивает уже серьезно, заглядывает мне в лицо.
— Все так же, Эри, все так же… — вздыхаю, сажусь на деревянный стул, надо бы его починить, совсем расшатался…
Молча ем, не поднимая взгляда. Мне скоро в ночную смену. Время поджимает. Закончив, быстро убираю и иду в комнату. Открываю шкаф и достаю рабочую форму.
Вспоминаю, как впервые сказала Эйрин, что меня взяли на фабрику швеей. Пышка не ответила, просто молча опустилась на старый стул с потрепанной спинкой и смотрела на меня с широко раскрытыми глазами на дне которых плескалось разочарование, вперемешку с пониманием.
— Все нормально, Эри. Прорвемся, — улыбнулась я тогда во все зубы, а самой плакать хотелось.
Она поняла меня без лишних слов. Приняла мое решение, и я как-то явственно ощутила, что все именно так, как и должно быть.
Рассматриваю себя в зеркале: Худощавая девушка с уставшим болезненным блеском голубых глаз, с белоснежно матовой кожей и слегка припухлыми губами.
Вот она я — истинная Адель Соммерсье — дочь швеи, которая заняла свое место в ячейке общества, нише, которая была предначертана изначально.
Стою, рассматриваю рабочую форму Ивет, которая сидит на меня как влитая.
Эйрин вошла в комнату. И я, поймав ее взгляд через старое замутненное зеркало шкафа, беззаботно произнесла:
— Я на работу. Последнее лекарство по расписанию перед сном. Я переставила его на тумбочке, синяя банка в правом углу.
— Иди уже, без тебя, как-нибудь разберемся. — фыркает моя пышечка и закатывает глаза.
Натягиваю жакет и случайно бросаю на Эри взгляд. Пышка стоит ко мне в пол оборота и смотрит. В глазах горечь и сожаление. Губы в нерешительности сжаты. Жалость.
Ненавижу это чувство! Не терплю подобного!
— Не надо меня жалеть, Эйрин! — грублю, защищаюсь, как умею, — от судьбы не убежишь, рано или поздно все возвращается на круги своя.
— Адель… — выдыхает женщина, — посмотри на свои руки! У тебя пальцы музыканта, которые ты калечишь станком… Эта работа не для тебя, ты погубишь…
Мотаю головой, показывая, что не согласна. Поворачиваюсь и вылетаю из ветхой квартирки.
С музыкой покончено. Она напоминает о Ривзе и былой жизни, о лживом счастье, которого у меня никогда не было. Все это в прошлом. В настоящем только трущобы.
Быстро спускаюсь по темной лестничной площадке. Брезгую даже перил касаться и напрягаю взгляд, чтобы случайно не поскользнуться на какой-нибудь бутылке, или еще какой дряни, валяющейся под ногами.
Я не могу себе позволить быть слабой и это все чертовски угнетает. Я не хочу никого впускать в свой мир. Я отгородилась даже от Эри, нацепив маску пофигизма.
Может повезет, и эта маска приклеится, мне действительно станет все-равно на свою жизнь и прошлое?
