Он поднял костыль. И с этого момента они не сказали друг другу ни слова. Странной, молчаливой парой они ходили по дорожкам больничного парка. Соломатина стала его тенью. Немой тенью.
А потом его выписали. Инна больше не приходила в больницу. И в конце концов он написал ей письмо. Вот только адреса ее не знал, поэтому адресовал письмо доктору, который его лечил, сопроводив просьбой разыскать Соломатину. Олег почему-то был уверен, что человек, который тоже так много сделал для него, не откажет и в этот раз.
Иногда Федотов спрашивал себя, что ему мешает жениться, завести детей, окончательно стать «оседлым» человеком. Ответа он не находил. Только пассивно ждал каких-то перемен и оправдывал свое бездействие тем, что не хочет быть обузой. «Как ни крути, как ни уговаривай себя, но надо помнить о главном: я — калека», — говорил он сам себе, когда становилось невмоготу от желания встретиться с Соломатиной.
Когда-то ему прочили блестящее будущее.
— Никто и ничто не встанет у тебя на пути. Ни конкуренты, ни твое нездоровье, — деликатно сказал ему профессор Московского университета во время собеседования. О встрече договорился интернат — как-никак Федотов был гордостью не только Озерска, но и всей области.
— Так вот, у тебя все козыри в руках. Главное, сам в себе не сомневайся, — повторил этот пожилой человек.
Федотов и не сомневался в себе — он знал, что решит все правильно. Поэтому пошел не в математическую науку, а в обычный строительный институт. Олег понимал, что должен уметь зарабатывать деньги. А наука — дело такое, иногда совсем неприбыльное. Учеба давалась легко, а еще появилась страшная злость, которая помогла преодолеть хромоту. То есть хромота осталась, а вот повадки изменились. Когда прораб Федотов приезжал на объект и месил костылем и больной ногой грязь, люди слушали его внимательнее и уважительнее. Впрочем, и организатором Олег был неплохим, и научился разговаривать в «серьезных кабинетах».
Карьера пошла вверх. Иногда по вечерам Олег вспоминал Инну Соломатину и гадал, как бы она отнеслась к его выбору и решениям. Если бы у Федотова был близкий ему человек, вникающий в жизненные коллизии, то он удивился бы такой привязанности и такой душевной памяти. Но как это ни прозвучит странно, именно Соломатина была самым близким, хоть и случайно встреченным человеком. Еще был доктор, Владимир Анатольевич, тот самый врач, хирург, который лечил и опекал Олега в больнице. С ним Федотов поддерживал отношения — звонил, иногда заглядывал в гости. Их разговоры давно носили близкий, почти родственный характер. Однажды после очередного, важного для Олега, повышения Федотов приехал к врачу.
— А его нет. Уже неделю как на работу не ходит, — сказали ему в отделении и добавили: — Вот вы, наверное, близкий ему человек, повлияйте на него.
— А что такое? — удивился Федотов.
— Пьет. Страшно пьет. Как жену потерял, так и пить начал.
— Вот как! — удивился Олег, а потом припомнил кое-какие детали и понял, что доктор пьет давно.
Адрес Федотову дали сразу:
— Поговорите с ним. Мы его прикрываем, жалко, ведь такой врач, такой хирург был! — причитали сослуживцы.
«А что вы сами не влияете!» — разозлился про себя Олег, но, когда увидел жилище врача, все понял. Не каждый войдет сюда, не каждый отважится разговаривать с этим почти опустившимся и агрессивным человеком
— Владимир Анатольевич, что случилось? — спросил Олег, пытаясь вызвать на разговор доктора.
— Ничего. У меня давно ничего не случается! — отрезал тот.
Олег, предусмотрительно поставив на предохранитель дверной замок, сбегал в ближайший магазин. Затем, засучив рукава и не обращая внимания на проскальзывающие агрессивные нотки в голосе доктора, быстро приготовил простую горячую еду. На картошку с тушенкой Владимир Анатольевич набросился словно зверь. И чай с пряниками пил долго и молча. А потом заплакал.
«Скоты, идиоты и подлецы!» — подумал про себя Федотов. Глядя на грязную квартиру врача, глядя на исхудавшее его лицо, примечая страшные свидетельства запустения, почти социального дна, Федотов вдруг вспомнил модную теорию про лечение алко- и наркозависимых. В социальных сетях с подачи модных и ухоженных психологов популяризировалась теория о том, что пьющего человека надо оставить одного. Выгнать из дома, дабы он не мешал здоровым, сменить замки, выставить его с чемоданом на улицу. Мол, тогда либо человек возьмется за ум и захочет лечиться, либо… Вот про «либо» эти идиоты умалчивали. Федотов, который внимательно прочел полемику по этому поводу, смотрел сейчас на доктора и видел результат вот этого самого «либо».
— Владимир Анатольевич, собирайтесь, вы поедете со мной. В Озерск. Там есть врачи, они вас немного подлечат. А захотите, останетесь там. Хорошие хирурги в Озерске очень нужны.
Федотов в Москве задержался на целых две недели — он устраивал дела Владимира Анатольевича.
— Зачем вам это надо? Из-за его квартиры? У него же нет наследников, — спросила его тетка в больничной канцелярии.
— О, вы этим поинтересовались, а состоянием его здоровья — нет, — парировал Олег, а потом зло добавил: — Я доведу до сведения вашего начальства, как вы поступали со ставкой Владимира Анатольевича. Насколько я понимаю, вам выгодно было, чтобы он пил. Деньги вы себе брали?
И, напугав тетку этим своим последним вопросом, Федотов вылетел из кабинета.
В Озерск они прибыли без приключений. Доктор пить не спешил, вел себя тихо и все рассказывал, как умирала его жена.
— Понимаешь, я — врач, а помочь ей не смог! — сокрушался он. Федотов слушал, задавал вопросы, присматривался. «Да это от одиночества и горя. Ему бы помочь немного, и он вернется к нормальной жизни!» — понимал Олег. И весь следующий год он плотно опекал доктора.
— Ты помнишь Инну Соломатину, ту девчонку, которая тебя выхаживала? — однажды спросил доктор.
Они гуляли в парке — Владимир Анатольевич проходил курс лечения и реабилитации, который полностью оплатил Олег.
— Помню, — ответил Олег и даже покраснел. Ему иногда казалось, что встречаться с доктором ему приятно, потому что это какая-то нить, которая приведет к Соломатиной.
— Где она сейчас? Что с ней? Почему вы не вместе? — спросил доктор. И эти вопросы, заданные так просто, с обычным человеческим участием, развязали Олегу язык. Он стал рассказывать обо всем, что его так волновало, о прошлом, о настоящем, о будущем. Доктор слушал, кивал и утешал Олега.
Только поздно вечером Федотов вдруг почувствовал облегчение: «Все нормально со мной. Вот даже доктор не удивился — можно влюбиться вот так случайно и любить долго, помнить всегда…»
Из Озерска доктор все же уехал.
— Спасибо тебе, вытащил меня. Но я должен вернуться в Москву. Там дом, могила жены. В больницу я не вернусь — устроюсь в поликлинику. А сидеть у тебя на шее негоже! Ты и так многое для меня сделал. За что огромная благодарность.