Мы с Фэнси пили водку; я болтал с Андре Леоном Талли
[169], а Фэнси пытался флиртовать с Анной Винтур
[170].
– Анна, – сказал он, – вы красивая женщина. Вы одиноки?
Она вежливо улыбнулась и представила Фэнси своего бойфренда Шелби. Уставшие официанты принесли мне невнятное веганское блюдо – овощи на пару и белый рис. Я проигнорировал его и еще больше налег на водку.
Бетт Мидлер поприветствовала публику, начался аукцион, и все миллиардеры в зале стали соревноваться в размерах и упругости своих финансовых пенисов. После событий 11 сентября жители Нью-Йорка боялись краха мировой экономики и Уолл-стрит. Но рынок с рычанием вернулся назад, и теперь миллиардеры швырялись деньгами, словно грязным конфетти.
– Ужин на четыре персоны в «Rao». Раз! – провозгласил аукционист. – Два!.. Продано за 100 тысяч!
Публика вежливо захлопала.
Фэнси повернулся ко мне.
– Купить спагетти за сотню тысяч?! Кто эти люди?
– Горожане. Жители Нью-Йорка, – ответил я, пытаясь привлечь внимание официанта и заказать еще водки.
Фэнси, по всему было видно, завидовал миллиардерам. И напрасно. Я провел с нью-йоркскими богатеями достаточно времени, чтобы понять, что они несчастны. В ином случае им не нужно было упиваться вусмерть и тратить десятки тысяч долларов в неделю на таблетки, любовниц и терапию. А еще я знал, что их богатство было пустым – результатом присвоения плодов труда других людей. Но этот мир принадлежал им, и мне было ясно, что они никогда не сомневались в своем праве покупать в нем спагетти за сто тысяч доларов.
Аукцион закончился, и Бетт Мидлер торжественно представила Донну Саммер. «Королева диско» поднялась на сцену.
И никого из певцов в этом жанре танцевальной музыки не было выше Донны Саммер.
Я ходил почти на все манхэттенские благотворительные встречи и мероприятия, поскольку хотел, чтобы нью-йоркская элита любила и уважала меня. Но когда на сцене появилась Донна, подхалимское стремление к тому, чтобы манхэттенские плутократы меня признали, испарилось. Миллиардеры и их раздутые друзья заказывали напитки и громко разговаривали, игнорируя появление диско-богини. Я сказал: «К черту!» – и побежал к сцене.
Еще несколько человек присоединились ко мне, мы стали прыгать на месте и громко приветствовать певицу. Кое-кто при этом оглядывался, словно спрашивая: «А так можно?»
А потом Донна Саммер запела, и мы лишились разума.
Обычно я слишком стеснялся танцевать на публике, но сейчас ничего не смог с собой поделать. В нескольких футах от меня вживую исполнялись «Our Love», и «Bad Girls», и «MacArthur Park». К нам стали присоединяться другие поклонники Донны. И вскоре перед сценой образовалась восторженно скачущая потная толпа.
«Королева диско» закончила петь, выкрикнула «Спасибо!», и те, кто был перед сценой, бешено захлопали ей. Она была прекрасна.
Я вернулся к своему месту, счастливый, взмокший и пьяный. Один из организаторов мероприятия подошел к столу.
– Моби, вы не хотите встретиться с Донной? – спросил он.
– Да! – ответил я и вскочил на ноги. – Фэнси, пойдем познакомимся со звездой!
Организатор провел нас в маленький офис рядом с залом. Донна Саммер пришла туда вместе с мужем. Встречаясь со своими кумирами, я всегда старался вести себя спокойно и сдержанно, не выражать своих чувств. Но перед «королевой диско» я рассыпался в восторженных комплиментах.
Обычно «звездные» женщины в общении со мной вели себя довольно высокомерно. Но Донна Саммер была само обаяние. Она держалась приветливо и скромно, мы оживленно поговорили, ее муж сказал несколько приятных слов о моих записях, и они ушли наверх в свой номер.
– Фэнси, нам нужно куда-нибудь пойти, – сказал я, пьяный от водки и от Донны.
– Куда?
– Ты был в стрип-клубе на Таймс-сквер?
– Нет.
– И я не был.
Мы повернулись спиной к миллиардерам и покинули роскошную гостиницу ради стрип-клуба. Был вечер вторника, холодный и дождливый. На пустых улицах пищали мокрые крысы, искавшие в кучах мусора корочки от пиццы. Таймс-сквер стала в тысячу раз чище, чем была в 70-е и 80-е годы, но по-прежнему оставалась помойкой.
Мы отыскали вход в клуб под мигающей вывеской «Crazy Girls», заплатили и оказались в грязноватом, но просторном зале с большими зеркалами, стенами, окрашенными в черный цвет, низкими банкетками с тканевой обивкой и липкими коктейльными столиками.
Мы сели и заказали водку. В зал потянулись стриптизерши, радуясь, что в дождливый вечер вторника появился кто-то помимо преступников или дальнобойщиков с сифилисом. У Фэнси зазвонил телефон. Он взглянул на экран и с досадой сказал:
– Черт, это Пенни! Мне нужно идти.
Через секунду его и след простыл.
Я не почувствовал себя одиноким, потому что был пьян и сразу же разговорился с одной из стриптизерш под песню «Ja Rule», которую поставил диджей.
Я провел с нью-йоркскими богатеями достаточно времени, чтобы понять, что они несчастны.
– Ничего страшного, спасибо, – вежливо ответил я. И почувствовал, что мне нужно в уборную. Очень нужно. Немедленно. Пришлось бежать изо всех сил через зал. Я ворвался в ту же кабинку, где прикончил пакет наркоты, и немедленно избавился от всего, что, казалось, съел за весь последний год.
И вот в этот момент, когда я сидел на грязном унитазе, наркотик начал действовать. У меня закатились глаза, судорожно сжались челюсти, а по коже словно побежали электрические разряды. Я откинул голову к расписанной граффити стене, дергаясь и скрипя зубами. И начал смеяться.
– Когда-то я изучал Библию! – громко сказал я, ударяясь потной лысой головой о стену. И засмеялся еще громче. Снова выкрикнул: – Учил других вере в Бога!
И подумал: «Наконец, после долгих лет стараний, мне, кажется, удалось потерять – или продать? – душу!» Это было дьявольски забавно.
Кто-то резко постучал в дверь кабинки.
– Охрана. У вас все в порядке?
Я хихикнул.
– Все отлично!
Меня снова разобрал смех. Большую часть жизни я думал о себе, как об ужасном, неадекватном, низком человеке. Но скорее рисовался, чем серьезно оценивал себя. Теперь же пришло понимание: я и есть ужасный, неадекватный, низкий человек. Мои философские изыскания и духовность были сплошным притворством. Эта грязная плитка возле загаженного унитаза – символ моей истинной жизни.
Мне открылась правда. И эта правда освободила меня.
