– Ладно, я помогу тебе разобраться с этим, – сказал он.
Я испытал к нему благодарность:
– Спасибо!
В тот день меня не позвали носить клюшки. Но я пришел на следующий день, вписал свое имя в список и сел с другими кэдди играть в червы – единственную карточную игру, в которую они умели играть. Каждого из ребят шарообразный человек из хижины вызывал на поле по нескольку раз, а я просто сидел и играл в червы, попивая из пластикового стакана тепловатую воду.
Я пришел и на третий день. И около полудня человек из хижины прочел мое имя на листке.
– Моби?
– Это я, – сказал я.
– Хорошо, вы с Филом возьмете следующих двоих.
Фил был самым младшим среди кэдди, если не считать меня. Мы отошли от стола и встретили «наших» гольфистов, супружескую пару 80-летних старичков, с ног до головы одетых в белую одежду для гольфа. Мы подхватили их сумки и последовали за ними.
– Фил, ты можешь объяснить, что мне делать? – спросил я, когда мы подошли к первой лунке.
– Подавай им клюшки – именно те, которые они просят. Старайся не потерять сознание от жары и не убить их, – сказал он себе под нос.
Я шел позади старой женщины. Они с мужем медленно обходили поле. У девятой лунки я уже пропотел насквозь. Более молодые и быстрые игроки были близки к завершению игры. Их кэдди ухмылялись, глядя на то, как мы возимся с нашими стариками. Когда через четыре с половиной часа мы, наконец, добрались до восемнадцатой лунки, я был весь в комариных укусах и падал с ног от жары и усталости.
– Благодарю вас, молодой человек, – сказала мне старая женщина. – Вот, возьмите.
Она протянула мне четыре четвертака.
Когда я вернулся к хижине кэдди, ребята за столом стали мне насмешливо аплодировать.
Мы с ней ходили по полю почти пять часов. Зато теперь я был почти на середине пути к покупке пластинки!
– Тебе достались Уилсоны, – сказал Том, отрывая взгляд от карт в руках и с жалостью глядя на меня. – Они самые медленные. Самые дешевые. Самые плохие игроки в гольф, какие только могут быть.
Но у меня в кармане появился доллар! Я покрыл пятую часть пути по дороге к Lodger!
На следующий день мне снова выпало обслуживать Уилсонов. Но в этот раз старушка дала мне 1 доллар и 50 центов!
– Я запомнила тебя вчера, – сказала она, отсчитывая шесть четвертаков.
– Спасибо, мэм, – ответил я. Мы с ней ходили по полю почти пять часов. Зато теперь я был почти на середине пути к покупке пластинки!
Назавтра зарядил дождь, и на работу пришли всего несколько кэдди. К двум часам дня я остался сидеть под навесом хижины один. Неожиданно появился шарообразный человек.
– Моби, – сказал он, – я отправляю тебя к мистеру Лэндону. Не облажайся. Он настоящий гольфист.
Мистер Лэндон был похож на всех отцов, которых я видел в Дариене. Высокий, подтянутый, с военной выправкой, он выглядел так, словно ему было привычнее командовать полком, а не ходить в желтых слаксах по полю для гольфа. Он отдал мне сумку с клюшками – своими, личными, а не взятыми напрокат. Они весили вдвое больше, чем клубные. Сумка Лэндона сильно давила на плечо.
Мы шли под изморосью, ноги скользили по траве. Он периодически протягивал руку и говорил, какая клюшка ему нужна. Я поспешно срывал с плеча сумку.
На восьмой лунке он спросил меня: «Как думаешь, мне сыграть на вуде или на айроне
[132], чтобы попасть с фервея на грин?» Я уже, конечно, знал, что такое вуд и айрон – клюшки различной конфигурации. Но вот какой из них бить по мячу, чтобы он попал с одной части гольф-поля, «центральной аллеи», фервея, на другую, «зеленую лужайку», грин, – я не знал.
– На айроне, – наугад выдал я.
Он кивнул, и я протянул ему клюшку айрон. Он ударил по мячу – тот лег точно на грин.
– Хороший выбор! – сказал он, наградив меня легкой улыбкой.
После игры мистер Лэндон дал мне пять долларов чаевых. Целую пятидолларовую купюру! Я поблагодарил его, пошел прямиком в хижину кэдди, взял велосипед и поехал под дождем к «Пластинкам Джонни».
Несколько лет назад мелкий предприниматель Джонни открыл в Дариене табачный магазин. И продавал сигареты, табак, спички, а также принадлежности для курения. Но потом обогатил ассортимент пластинками популярных солистов и рок-групп. И не пожалел об этом: продажи пластинок давали намного больше, чем торговля табаком. Ему даже пришлось расширить торговый зал и переименовать магазин.
Я вошел в «Пластинки Джонни» и направился к стеллажу под буквой Б. И вот он, Lodger, за 4,99 доллара! Я посмотрел другие записи Дэвида Боуи и понял, что могу купить еще и Heroes. Пластинка стоила всего 2,99 долларов. Я ничего не знал об этом альбоме, но был уверен: он не может быть плохим.
Я принес покупки на стойку. Джонни дружил с моей мамой в старших классах. На большинство покупателей он ворчал, но ко мне всегда был добр, даже если я только глазел на пластинки и ничего не покупал.
– Ты знаешь, что это мексиканский пресс? – показал он на пластинку Heroes.
– А что это значит? – спросил я.
– Винил очень тонкий, – объяснил он.
Я собирался слушать пластинку на мамином проигрывателе, которому было лет двадцать, и решил: качество воспроизведения настолько низкое, что толщина винила никак не может на него повлиять – ни улучшить, ни ухудшить.
Под мелкой моросью я целых полчаса ехал на велосипеде домой, сжимая бумажный пакет с пластинками в правой руке. Они не могли намокнуть – были надежно упакованы в пленку.
Дома я сначала послушал Lodger. Я ничего не понял в этой музыке, но она мне понравилась. Больше всего впечатлила песня «Look Back in Anger». Она была величественной и прекрасной.
Я ничего не знал об этом альбоме, но был уверен: он не может быть плохим.
Я сидел перед маминым проигрывателем в гостиной нашего маленького дома, стоящего у шоссе. Дождь прекратился, и в просвете между темными облаками показалось солнце. У меня в ногах на полу спал кот Такер, а на диване лежала наша собака Квини. Я слушал «Look Back in Anger», и мне казалось, что я летаю с огромными печальными ангелами где-то далеко отсюда, возможно, в горах.
Несколько лет назад мама встречалась с музыкантом, и, когда они расстались, он оставил у нас гитару. Недавно я начал учиться играть на ней у Криса Рисолы
[133]. Однажды мама познакомилась с ним в супермаркете. Он учил меня аккордам, гаммам и основам музыкальной теории, но я не мог даже помыслить о том, что когда-нибудь смогу исполнить такую песню, как «Look Back in Anger».
