– Знаешь что, Глашенька?
– Что?
– Пойдем-ка ляжем.
За стенкой у соседей бормотал телевизор, а в кухне, Федор слышал, мерно капала из крана вода, с глухим стуком ударяясь о старую пористую эмаль раковины. «Надо подтянуть», – подумал он по-хозяйски.
Глаша лежала рядом, глядя в потолок и улыбаясь.
– Не хочу уходить, – сказал Федор.
Она промолчала.
– Я ведь довольно долго жил один и умею сам о себе позаботиться.
– Поздравляю.
– Бытовухи я не боюсь, Глаш. Ну, поскандалим пару раз, так без этого не бывает.
– Ты будешь неухоженный, злой и несчастный.
– Зато с тобой.
– Ты и так со мной. И я с тобой.
– Это слова, Глаша, и они не помогают, когда надо встать и уйти.
– Нет, не слова.
– Все равно не помогают.
– Федя, а ты не в курсе разве, что на чужом несчастье своего счастья не построишь?
– В курсе, – буркнул Федор – разговор ему не нравился, ведь он все для себя решил, – скоро пойду, давай только полежим еще немножко.
– Давай.
– Только не обнимай, а то сил не хватит от тебя оторваться.
В сумраке были видны только общие очертания предметов, но он знал, что все здесь бедненько, даже убого. После смерти родителей Глаша едва выживала, не было ни денег, ни связей, чтобы обставить свое гнездышко. Старый раскладной диван-книжка, на котором они сейчас лежат, из последних сил выдерживает нагрузку, плохонькие бумажные обои давно выцвели и обтрепались по углам, про сантехнику лучше не думать.
Убожество и стандарт, именно то, что всегда наводило на него дикую тоску, а теперь – ничего… Совсем не страшно, что придется прийти сюда с чемоданчиком трусов и остаться навсегда. И на Глашкину безалаберность тоже наплевать. Выкрутятся как-нибудь, в конце концов, у него на службе прекрасная столовая, по крайней мере, для руководства так. Федор туда не ходил, прямо в кабинете пил чай с тем, что жена давала ему с собой, а обедал вечером дома.
Теперь придется поменять режим, вопрос только в том, пустят ли его в эту самую столовую после того, как он уйдет из семьи. И этого Федор действительно боялся.
Если бы ему дали гарантию, что развод никак не отразится на карьере, он немедленно переехал бы к Глаше, ни о чем больше не думая. Сам бы готовил, и пылесосил по выходным, и толкался бы по очередям в магазинах для простых советских людей. И ел бы заветренное мясо из стратегических запасов, и все остальное.
И на трамвайчике катался бы, лишь бы только остаться при должности и карьерных перспективах!
Федор был властолюбец и прекрасно это про себя знал. Привилегии, доступ к дефициту, хорошая зарплата – все это составляло приятное дополнение к должности, но отнюдь не являлось целью и смыслом жизни. Главное было – понимать, что он – не пустое место, не жалкое ничтожество, а человек, от которого кое-что зависит.
Если вспомнить, с каким трудом досталось ему его нынешнее положение… Федор вздохнул. А хочется ведь еще больше.
Надо быть реалистом и понимать, вероятность того, что Татьяна отпустит его жить к Глаше, ничтожно мала. Говоря по-научному, стремится к нулю, причем очень сильно. И не важно, что ей он надоел, может, еще больше, чем она ему, главное, чтобы все как у людей. Чтобы в любую минуту она могла предъявить обществу не только штамп в паспорте, но и тело с лицом, сведенным в судороге плакатной улыбки. Откажется она от этого? Ха-ха два раза, как говорит Ленка.
Не так давно Татьяна порицала брошенную жену, которая из мести довела бывшего супруга до тюремной камеры, но Федор был почти уверен, что сама она поступит точно так же. Может, не сразу, поиграет сначала в благородство, но, как только поймет, что муж не собирается возвращаться, немедленно развернет военные действия, которые закончатся для него полным поражением, так что должность рядового следователя окажется недосягаемой мечтой. Придется подтверждать категорию и устраиваться водителем на «скорую», как в юности.
Снова становиться бесправным, бесполезным и бессильным. Готов ли он к этому?
Сейчас – да, готов вообще на все, лишь бы не вставать от Глаши, а через год? Через два?
Он столького достиг, потому что был волком, яростно вгрызавшимся зубами в каждый шанс, злым, безжалостным и одиноким. Жизнь прошла в тяжелой борьбе, так можно ли на пороге успеха от всего отказаться ради травоядной жизни с любимой женщиной?
Федор улыбнулся. Черт, он уже и подзабыл, каково это – жить с чувством, что от тебя ничего не зависит.
– Ну все, иди, – сказала Глаша.
Он оделся. Из-под одеяла торчала маленькая круглая пятка, Федор крепко пожал ее.
– Отдыхай, Глашенька.
– Спокойной ночи. Завтра большая операция, так что не приходи.
Федор сел в машину и неспешно тронулся в путь. Часы показывали полночь, сегодня он совсем забыл о времени. Вдруг захотелось, чтобы Татьяна наконец выставила его вон, чтобы самому не делать трудный выбор. Этого добра ему на службе достаточно. Но нет, Танька, стиснув зубы, будет бороться за свое счастье до последнего, стерпит все.
Все-таки холопская натура есть холопская натура, какое положение ни занимай, а все равно лезет. Или пинаешь, или лижешь сапоги, другие формы общения просто неведомы.
Хотя что презирать жену, когда он и сам такой? Ну да, старается быть демократичным и уважительным к подчиненным, но лизать сапоги вышестоящим приходится, да еще как.
Когда-то воспитательница сказала: «Дети, запомните, сами по себе вы никому не нужны. И даже если станете самыми прекрасными и умными, тем более никому нужны не будете. Люди существа эгоистичные, они смотрят не на то, какие вы, а на то, какую выгоду можете принести лично им. Всю жизнь вами будут пользоваться, а не восхищаться. Это грубо, это цинично, но это правда. И это единственное, что вам поможет».
И Федор свято следовал этому завету, но только сейчас подумал, что, наверное, понял его немного неправильно. Воспитательница имела в виду, что они должны хорошо учиться, стать компетентными специалистами, овладеть какими-то уникальными навыками и умениями, что помогут им преуспеть в жизни, а он понял в том смысле, что хороший специалист и полезный работник – это далеко не всегда одно и то же.
Будь ты семи пядей во лбу, но если не поддерживаешь руководство, то сиди ровно до пенсии. Другие найдутся, пусть не такие умные, зато сговорчивые.
Федор показал, что может быть полезным, когда предотвратил назревающие беспорядки своевременной поимкой преступника, и когда прикрыл чужой грех женитьбой, он тоже был полезен, и дальше, и дальше… Как снежный ком.
Зато он добился высокого положения и не только обладает реальной властью, но и понимает, что необходимо ставить знак равенства между властью и ответственностью. Он хороший руководитель, сделал много на своем посту и еще сделает.
