– То есть, если я правильно поняла из вашей пламенной речи, вы на многое готовы ради этой роли?
– Все что скажете! – приложив ладонь к груди, со всей искренностью и пылом заверила Наталья.
– Я поняла, – кивнула Глафира. – Вопрос второй: вы сильно испугались там, на сцене, и после, когда осознали, что вас хотели убить?
– Очень, – честно призналась Гордеева. – До… не знаю чего. Было ужасно страшно, не передать насколько. Вдруг помутилось в голове, я не понимала ничего: где я, что происходит, сердце колотилось как сумасшедшее, и стало так плохо, больно… – Она прикрыла руками глаза. – Ужасно, просто ужасно! Жуткая слабость. Я даже не помню того момента, не осознавала, как вы меня водой отпаивали. Только когда пришла в себя, врачи сказали, что вы мне жизнь спасли. – Она отняла ладони от лица и с благодарностью посмотрела на Глашу.
– Это хорошо, что вам было страшно и вы это запомнили, – сделала странное заявление Глафира и заговорила особым голосом: – Наташа, вы очень хорошая актриса, талантливая, с прекрасной фактурой и сами это отлично понимаете. Но для того чтобы стать по-настоящему большой актрисой, выдающейся, уникальной, одного таланта мало. Вот вы не признаетесь до конца даже самой себе, а ведь вам дико осознавать, что вас реально хотели убить и вы были очень близки к смерти. – Она помолчала, перевела дыхание и продолжила: – Если вы хотите сделать качественный скачок в своем развитии как актрисы, да и как личности в целом, вам необходимо ваши страхи, потери и слабости превратить в ваши приобретения. У вас сейчас накопилась энергия трагедии, животного испуга за свою жизнь, вы испытываете душевный и физический раздрай, так погрузитесь в него до конца, прочувствуйте в полной мере и запомните это состояние, возьмите его на вооружение. А прочувствовав и запомнив, отталкивайтесь от него, как от самого дна, поднимайтесь над ним, преодолейте и ощутите свободу. Ту самую стервозную свободу, что есть в нашей героине, которую она чувствует, носит в себе. Для того чтобы сделать качественный скачок вперед, вам надо перестать себя щадить. Цивилизованный, городской человек, попадая даже в самую страшную ситуацию, которая требует немедленно упасть на землю, вжаться в нее и ползти, спасая жизнь, будет непроизвольно жалеть и оберегать свою одежду, боясь ее испачкать, не осознавая, что ему грозит реальная смертельная опасность, и неотвратимо погибнет. Так и вы боитесь выплеснуть из себя, раскрыть полностью свое нутро, потому что все люди привычно прячут и скрывают свою темную сторону, боясь быть отталкивающе-некрасивой, гадкой, безнравственной, неприятной, чего абсолютно не боится наша героиня, а порой даже специально эпатирует, кичится своей внутренней свободой. Проигрывая эти моменты на сцене, вы стараетесь, но щадите и прикрываете себя. Не бойтесь выкрикивать и показывать свои обнаженные эмоции и пропустите через себя, как ток, весь свой страх и ужас. Вам необходимо вырваться за рамки своих возможностей, подняться над ними, над условностями. Если вы не боитесь так играть, если вы чувствуете в себе достаточно внутренней силы и смелости преодолеть ограничения и полностью оголиться в этой роли, я помогу вам. Я объясню и покажу, как надо играть каждую сцену, и буду заниматься с вами каждый день.
– Я не боюсь, Глафира Артемовна, – помолчав и осмыслив все, что ей сказала режиссер, уверенно произнесла Гордеева. – И я готова как угодно меняться и делать все, что вы скажете. – И неожиданно чуть не заплакала. – Спасибо вам, – прошептала благодарно и повторила: – Спасибо.
– Это хорошо, Наташа, что вы так настроены, – ободряюще улыбнулась ей Глафира, – тогда давайте сразу сейчас и начнем.
– Давайте, – кивнула с энтузиазмом актриса, быстро смахнула слезы и вдруг спросила: – А как сыграла Земцова?
– Идеально, великолепно, – невесело улыбнулась Глаша. – Она создана для этой роли.
– Тогда зачем вам я? – растерялась Наташа.
– Потому что это ваша роль, Наталья, и была вашей с самого начала.
– Я вас не понимаю, – совсем потерялась девушка.
– Вам и не надо, – заверила ее Глафира.
Она не стала пересказывать этот разговор Тихону Анатольевичу, лишь заверила еще раз, что премьера состоится в срок, и они с Трофимом поспешили уйти. Даже кофе не стали пить в кабинете Глаши, а поехали сначала в травмопункт – снять повреждения горла, а потом домой.
И долго молчали. Глафира, вымотанная физически, эмоционально и духовно, опустошенная, полулежала на пассажирском сиденье, повернувшись на бок, положив голову на подголовник, и смотрела на Трофима, словно заряжаясь чистой, спокойной энергией и уверенностью, исходящих от него. А Разведов вел машину и все поворачивался и посматривал на нее, ободряюще улыбаясь.
– Это был очень тяжелый выбор, – заговорила Глафира. – Мне никогда в жизни не приходилось делать такого выбора. Постановка с Земцовой в главной роли – это шедевр, бриллиант, практически полное воплощение моего замысла, идеи, самое удавшееся детище. И когда я поняла, что это она замыслила и осуществила убийство Туркаевой, пусть и не совсем по ее плану, мне пришлось выбирать. Выбирать между тем, чтобы разоблачить и задержать ее и таким образом загубить, предать свое прекрасное детище, отказаться от высшей реализации произведения, от идеального воплощения своей задумки. И тем, чтобы оставив ее в спектакле, позволить этой женщине победить по всем фронтам и торжествовать свою победу, наслаждаясь ее плодами. В принципе, решение я приняла сразу, только мне надо было смириться с ним и уговорить себя. И когда ты рассказал про идеал как конечную мертвую форму и про этот свой экстремум, точку, из которой выходят самые красивые виражи, в этот момент я приняла полностью это свое решение и почувствовала поразительное внутреннее спокойствие и умиротворение.
Замолчала. Трофим посмотрел на нее, улыбнулся, взял ее руку, притянул к себе, поцеловал сжатые пальчики и вернул назад, на колени.
– Бабушка часто повторяла: «Не умножай зла», – продолжила говорить Глаша, выпуская все, что держала в себе все эти напряженные два дня. – Ты прав, я поставлю еще спектакли, и, может, даже найду свою великую актрису и модернизирую этот спектакль. Но нельзя позволять безнаказанно торжествовать злодею, поощряя его к новым преступлениям. Пусть в мире много безнаказанно торжествующих преступников, но я все же постараюсь не преумножать зла, насколько смогу.
– Ты совершенно потрясающая женщина, Глафира, – улыбался ей Разведов. – Любовь всей моей жизни. И, наверное, не только этой жизни. – И смотрел, смотрел на нее долгим взглядом.
Премьера спектакля «Дикая роса» по пьесе молодого, но уже известного автора Антона Веленского в постановке Глафиры Пересветовой на сцене краевого Театра драмы и комедии под управлением художественного руководителя Грановского Тихона Анатольевича состоялась в заявленный день и час и имела грандиозный успех у публики и у всех приглашенных именитых, известных гостей и ведущих критиков страны.
Наталья Гордеева блистала в роли главной героини. Изменившаяся, похудевшая после отравления и больницы, поменявшая прическу и оттенок волос по совету своего режиссера, сделавших ее лицо более выразительным, она и сама стала другой, новой – раскрепощенной, свободной, острой и злой, как и требовала от нее эта непростая роль. Гордеева поражала, разрывая шаблоны и привнеся в театральную эстетику новую трактовку женского образа.
