– Я хотела спросить, Глафира Артемовна, – уже взявшись за ручку двери, повернулась Лена, – что теперь будет с постановкой? Премьеру отменят?
– Ну почему же отменят. Нет, – ответила Глаша, – будем искать замену Гордеевой, экстренным образом прогонять постановку с другой актрисой. Некоторых актрис мы и так предполагали на второй состав, многие учили текст. Так что премьера состоится.
– Это хорошо, – кивнула Лена и вышла за дверь.
– Что же это творится, Глаша? – спросил Грановский, когда Глафира села напротив него в кресло за столом.
Тихон Анатольевич за эти дни, казалось, подрастерял благообразности и величия. Он по-прежнему выглядел мощным, породистым барином, но уставшим и придавленным обстоятельствами.
– Завтра похороны Элечки, а сегодня вот такое, – жаловался он Глаше.
– Ничего нового, Тихон Анатольевич, – тягостно вздохнула Глафира. – Межвидовая борьба за выживание. Гордееву, без всякого сомнения, отравили намеренно.
– Кому? Кому надо загубить премьеру? Зачем? – Он бессильно потряс кулаком.
Нет, из профессионала такого уровня ничто не вытравит артиста – ни большая беда, ни горе, ни смерть. «Как сценично получился у него этот жест», – промелькнула мысль у Глаши.
– Как раз наоборот, Тихон Анатольевич, – задумчиво протянула она. – Думается мне, что наш убийца на премьеру не посягает, более того, хочет и жаждет ее, только с конкретной актрисой в главной роли.
– С какой? – оживился Грановский.
– А вот это мы и посмотрим, – саркастически усмехнулась Глафира и поинтересовалась: – К вам еще артистки не обращались с просьбой поставить их на замену Гордеевой?
– Нет, – покачал головой Тихон Анатольевич.
– Ну да, времени мало прошло, только-только Наташу увезла «Скорая», они еще сообразить не успели, какие перспективы перед ними открываются. Но уверяю вас, если не сегодня к вечеру, то завтра точно кто-нибудь да явится с этой просьбой.
– Но как можно, Глаша, – вяло возмутился Грановский. – У меня горе, похороны Эли.
– Ну, не к вам, так ко мне обратятся, – предложила альтернативный вариант Глаша.
– Думаешь, будут проситься? – с сомнением предположил Грановский.
– Обязательно, – уверенно подтвердила Глаша. – А как же. Известное дело: поле боя принадлежит мародерам. Две актрисы устранены, возникли шикарная вакансия и великолепная возможность. Не могут не претендовать на нее наши актрисы. Ну не могут, и все тут.
Ей хотелось добавить, что и он бы не смог удержаться от того, чтобы просить режиссера отдать такую лакомую роль ему, попади он в свое лучшее актерское время в подобную ситуацию. Но промолчала. Все и без слов было понятно обоим.
– Кто-то очень много поставил на эту роль и этот спектакль, – рассуждала Глаша. – А вы, Тихон Анатольевич, знайте, что наша премьера состоится обязательно и спектакль мы выпустим, не сомневайтесь. Вот посмотрим, кто станет проситься на главную роль, подумаем и найдем.
Что найдем и кого, Глафира уточнять не стала.
– Глаша, – произнес очень серьезным, почти торжественным голосом Грановский. – Я прошу тебя: найди этого человека. – И сразу же перешел на доверительный тон: – Ты найди его, девочка, найди. У тебя цепкий ум и твои эти способности необыкновенные, твое особое видение людей. Ты сможешь, я знаю. Полиция в наших делах не разберется, а если и разберется, то только напортачит по недопониманию специфики. Да и не верю я, что они поймают преступника, вот не верю, и все. – И спросил: – Как они, кстати, там? Ищут?
– Проводят следственные мероприятия, – уточнила Глафира. – Снимают показания, ведут опрос свидетелей.
– А ты говоришь, полиция… – отмахнулся он. – Только на тебя и надеюсь, Глашенька, на твой ум и прозорливость.
– Тихон Анатольевич, – осторожно высказала свои сомнения Глафира. – Это может оказаться такой человек… – она остановилась, не став давать жесткую формулировку, – …близкий человек, которого вы привечаете, любите, выделяете как актера или актрису.
И посмотрела на него выжидающе.
– Он убил Элеонору, – произнес твердым, безапелляционным тоном Грановский. – Мою любимую девочку. Он должен понести наказание. Кто бы он ни был. Найди его, Глафира.
– Я постараюсь.
Поздним вечером, устало откинувшись на спинку дивана, они сидели с Юрой в кабинете Глафиры и снова пили кофе, в принципе уже практически не в состоянии разговаривать, так оба наговорились за день.
– А как ты поняла, что с этой Гордеевой происходит, почему ее начало колбасить, и откуда знала, как действовать в такой ситуации, и что требуется промыть желудок? – неожиданно спросил Юрий.
– Лепин, ты же сыщик, твое начальство утверждает, что классный, попробуй мыслить логически.
– Ага, сыщик, – проворчал тот беззлобно. – Между прочим, как раз и получается, что, может, это ты ее и отравила, раз такая грамотная. Но я думаю, что тут все дело в «Зыби».
– Бинго, – устало усмехнулась Глафира, подтверждая его догадку.
– Сцена отравления Инны.
– Верно. В первоначальной версии сценария как раз предполагалось отравление героини атропином растительного происхождения. Я, прежде чем играть эту сцену, разузнала все что можно по этому вопросу, консультировалась с реаниматологами в Склифе, прочитала кучу литературы. Но потом Карагозов решил, что для подростка это слишком сложно заморачиваться таким препаратом, его ведь где-то еще надо найти. Куда проще запить кучу таблеток алкоголем. И показательней к тому же.
– А ты в курсе, что ты этой своей актрисе реально жизнь спасла? Что там доза бешеная была, и «Скорая» вполне реально могла и не успеть. Давление бы упало, и начался паралич дыхательных путей.
– Но не начался ведь, – заметила Глафира и поинтересовалась: – Анализ уже сделали?
– Предварительный, – кивнул Лепин, – все, как ты и предполагала: растительный атропин, точнее говоря – белладонна. Ну, что скажешь, подруга? Все тот же злодей орудовал или у вас тут конкурс душегубов проходит?
– Не-е-ет, Юр, это один убийца развлекается.
– Почему развлекается? – еще больше оживился капитан.
– Да потому что снова все показательно, преувеличенно-театрально. Я бы сказала – чересчур. Вот смотри, если бы я не сообразила, что делать, Наталья билась бы в судорогах на полу, задыхалась и умерла бы прямо на сцене на глазах растерянных и перепуганных коллег. Культовая смерть для актера, между прочим. А если учесть, что отравили ее белладонной, то становится все еще более однозначно. Белладонна в переводе с итальянского значит «красивая женщина», а на Руси ее называли «бешеница», потому что сводила с ума, заставляя вытворять бог знает что. Никаких аналогий не напрашивается?
– Ну как же, – подхватил ее мысль Юра. – Красивая женщина, получившая шикарную роль, на которую облизываются все актрисы театра, вдруг начинает вести себя как ненормальная, бьется на полу в судорогах, становится некрасивой, бешеной и задыхается.
