Мыслями перекинулась на тот день, когда наконец дождались. Год уже прошел, как кончилась война, а Сергея все не было и не было. Летним вечером Таисия выбежала в сени, налить воды из ведра, вдруг кто-то ее обхватил за плечи. И таким родным, таким близким захватило молодую женщину. Они стояли, обнявшись, и плакали, стесняясь своих слез, боясь отпустить друг друга, пока в сени не выбежал Генка. Уж тут было крику да визгу.
Сергей приехал с черным чемоданчиком, полным трофейных подарков. Кольке – часы на цепочке, Генке – перочинный ножик. А все остальное ей, его Тайке, – отрезы на платье, блузку цветастую с большим бантом, платок темно-вишневый. Таисии он приглянулся больше всего, сразу накинула себе на плечи.
– А вот это, на-ка, примерь, – Сергей протянул жене узкое колечко.
– Неужто золотое? – Таисия аж вся покраснела. – Да вроде маленькое. Поди, не влезет. Лапище-то у меня не как у рябеночка. – Таисия рассматривала колечко и боялась примерить, вдруг не подойдет, никогда у нее такого богатства не было.
– А ты не тушуйся, ты примерь, никогда колец тебе не дарил. Вот, думаю, пусть и у моей Тайки золото заведется!
Таисия, к своему собственному удивлению, кольцо натянула.
– Руки-то опухли ввечеру. А так и подойдет!
– Вот и носи.
Таисия и сегодня посмотрела на свою руку. Некрасивая, с узловатыми пальцами, грубой потрескавшейся кожей и с маленьким узким колечком на безымянном пальце. Ведь любил ее, как любил. Да и сейчас, поди, любит. Сама ведь бросила. Виноватая, стало быть.
Пить после войны Сергей стал крепко. В пятницу, по тому, как грузовик тарахтел, подъезжая к дому, Таисия уже знала, в каком муж состоянии. Вот которая жена по голосу может определить, которая по походке, а Таисия – по реву мотора.
Она мигом летела к воротам и открывала их нараспашку. И уже через минуту Сергей на всей скорости влетал на своем грузовике во двор. Таисия только успевала перекреститься.
Только вот сегодня плохое вроде и не вспоминается, как пил, как дебоширил, как по двору гонял. Чего ж про это?
А вот как на базар вместе первый раз, после того как с фронта вернулся, пошли, никогда не забудет. Она туго заплела косы, покрыла плечи новым вишневым платком, он в начищенных до блеска сапогах, в фуражке. Так и шли через дворы медленно, кланяясь соседям. А бабки не скрывали радости и горечи, плакали, подходили, обнимали. А на базаре Сергей купил стакан семечек.
Господи. Почто те семечки вспоминаются? Про фингалы не вспоминается, а вот про семечки, да как сердце от счастья заходилось – не забыть.
Ох, виноватая, сама, видать, и виноватая. Вот и Колька зашибает, Тамара-то вроде как не замечает, а ей, Таисии-то, видать. С его отцом тоже не сразу все случилось. То полчекушки, то чекушка. А главное, это какой при этом характер. Вон у Матрены выпил да спит. А Ковалевы-то, они шибко буйные.
Захотелось в какой-то миг про себя подумать. У Тамары-то житье – одна радость. Это такой характер золотой иметь. «Да, Колечка, нет, Колечка». Почем ее Колька такую жену заслужил? За какие такие заслуги? Крутой мужик, ох, крутой. И, главное дело, совсем неласковый. Намается еще Тома с ним. А ей что? Хотела при других жить? Ан не получается. У каждого она своя жизнь определена.
Вот ей определили Сергея Ковалева. Кто определил? Так Бог, наверное! Правда, говорят, нету Его, не видел никто. А что смотреть-то на Него? Верить надо.
= 8 =
Утром Таисия вышла из детской, полностью одетая, с чемоданчиком в руке и с периной наперевес.
– Мам, вы чего?
Таисия поставила на пол чемодан, рядом пристроила перину, поклонилась.
– Спасибо вам за все, что было. Стало быть, благодарствуйте за гостеприимство, те, Тамара, отдельное мое благословение, только поеду я.
– Мать! – Николай приподнялся со стула. – Это что еще за представления?! Вчера все обсудили. Никуда не поедешь.
Мускул в лице Таисии не пошевелился.
– А ты, Колька, цыц! Нече мать-то учить. Могу и подзатыльник отвесить. Решила я, возвращаюся. Ошибку совершила, вот теперя раскаилася.
Николай замолчал от такого выступления.
– Ты, Тамар, сама баба, поймешь меня. Не суди. Всю жизню свою ночью пересмотрела. Поняла, любит он меня. А я им вот так распорядилась. Пойду, повинюся, должно, пустит.
– Мам, так я билет съезжу куплю, – Тамара засуетилась.
– А не надо никуда ехать. Откуда аэропланы отправляются, я и сама знаю. Там и билет куплю, сяду да подожду, коли че. Лавки там имеются, а коль че, так на чемоданчике примощуся. Не поминайте, стало быть, лихом, – и Таисия опять поклонилась.
– Вместе сейчас пойдем, – буркнул Николай и начал собираться.
Эпилог
= 1 =
Тамару положили на сохранение. Это же надо, все не слава богу.
Может, тот звонок Лопухова заставил ее поволноваться?
Не зря Николай все время спрашивал, а Тамара значения не придавала.
– Томочка, как я рад вас слышать. Как самочувствие? Мы с вами давно не общались.
– Спасибо, Володя, неплохо. И мне неловко, что я не звонила. Все собиралась спросить, как там Авдотья Никитична себя чувствует? Наташенька ее часто вспоминает. Но знаете, работа, тетрадки, учебные планы. И потом, когда Коля дома, хочется ему побольше времени уделить. Видимся редко, сами знаете.
Тамара уже и забыла про то, что Николай виделся в Ташкенте с Владимиром. Времени прошло, наверное, с месяц. И за это время столько всего случилось! И Таисия со своим скоропалительным отъездом, и бесконечные сложные переговоры с мамой, и битва в семье Табаковых, где именно Ковалевым пришлось выступать секундантами.
– Да, да, а мы же с Николаем встречались в Ташкенте, он не рассказывал?
Вот оно, ну конечно, этот звонок ждал Коля, боялся его. Конечно же, Тамара выпустила из головы. Там что-то произошло. Тамара невольно заволновалась, и тут же отреагировал малыш, завертелся в животе. Тамара любила это чувство, чувство, что ты не одна. Хуже, если долго не вертелся. А так, пусть крутится, значит, активный, хорошо. Она невольно положила руку на живот и погладила выпиравшую часть.
– Он рассказал, Володя… – Тамара подумала, что говорить дальше. Рассказать про опасения мужа? Или, наоборот, сделать вид, что ничего не знает. Нет, это не в ее правилах. Тамара всегда говорила правду. Никогда не обижала этой правдой людей. Но про себя – всегда и только правду. – Он рассказал, что у вас там что-то произошло. У него остался какой-то осадок. Володя, я никогда не расспрашиваю, Коля рассказывает ровно столько, сколько считает нужным.
На другом конце провода раздался неприятный смешок. Тамаре стало нехорошо. Сердце сразу забилось сильнее, малыш притих. Захотелось бросить трубку и ничего не слушать. Хватит, ей нельзя волноваться. Врачи даже про ее работу сомневались. Все-таки уже за тридцать, по новым меркам старородящая. Да и давление скачет. «Уходите от стрессов. Вам волноваться нельзя». Ну какая глупость. Даже если бы она просто сидела дома. Муж, свекровь, мама. Все как сговорились, не дают ей спокойно выносить этого ребенка. Теперь еще Лопухов. Вроде взрослый человек, военный, а сейчас, того и гляди, начнет собирать всякие сплетни. Как же не хочется ничего такого слышать. Она любит своего мужа, она верит ему.
