– Вот и лады. Ты только с Колькой-то сама. А то я его боюся больно.
– Мам, это ваш сын, – на автомате отвечала Тамара.
– Сын-то сын. А только сама знаешь. Только ты с ним и могешь. Как глянет, так хоть скрозь стенку лезь. Ну ладно, ты мои вещички вот здеся к стеночке прислони, я тама вам сальца привезла. А я к Наталье на первый этаж сгоняю. Как там она, ничего, не хворает?
– Да нет, мам. Здоровая. Куда ж вы, может, перекусите что.
– Успеется. У тебя там что сегодня на ужин? Котлетки? Вот хорошо-то как. Я твои котлетки страсть как люблю. Это у тебя от матери. Какой-то вы, видать, еврейский заговор знаете. Пышные таки получаются. Ну так я сбегаю? – Таисия уже стояла в дверях. Высокая, статная, в длинной юбке, блузке в цветочек навыпуск и белом платочке. Тамара залюбовалась этой детской виноватой улыбкой, глазами в лучиках-морщинах.
– Ступайте, мама, конечно. От бабушки Натальи из окошка Наташу покричите, она там в палисадничке гуляет, пусть уже домой идет.
Тамара закрыла за свекровью дверь. Что же делать? Надо писать маме, а что писать? Или все же подождать немного?
Хотя в конце концов Николай скоро должен получить трехкомнатную квартиру, можно и всем вместе ужиться. На сердце было неспокойно, в животе стучал Павлик, но Тамаре казалось, она нашла выход. Да, она напишет маме. Все как есть. Мама поймет, она всегда понимала дочь. Добрее и понятливее ее нет никого на свете. Она всегда умела понять дочь. Сегодня же попозже, как Таисия и Наташенька улягутся спать, напишет в Алымск письмо.
= 2 =
Письмо Тамары стало для Рони настоящим ударом. Она шла на фабрику, опустив голову и думая о своем. Не чувствовала ни холода, ни неприятного ветра. В Сибири морозы злые. Хорошо, что воздух сухой и холод переносится не так тяжело. Но лучше без варежек на улицу не высовывайся, можно и руки отморозить. Опять же погода научила людей ходить быстро. На таком морозе особо не погуляешь. Роня мороз не чувствовала совсем. Вся погрузилась в свои мысли.
Как же так? И вот теперь одна? А ради чего тогда вся эта жизнь? Во всем себе отказывала, то для детей старалась, то для мамы. Работа, работа. И вот теперь у сына семья, у Тамары тоже. А как же она? И потом Таисия, она же не помощница, скорее, еще один большой ребенок. Ну ладно Наташенька, с ней забот не так много, а родится малыш? Николай все время в командировках. На что Тамара рассчитывает?
И страшная обида поднималась у Рони в душе. Она так рассчитывала на свою дочь. И вот пожалуйста, чужая женщина заняла ее место. И Тамара пишет об этом буднично, как о свершившемся факте. «Ничего, мамочка. Будем жить все вместе, дружно. Ты же знаешь, у Таисии Яковлевны характер спокойный, не сварливый. Она человек добрый». Столько хороших слов Тамара пишет о свекрови. А как же она, Роня?
Она шла по улице, глотая слезы, и не заметила, как ее догнал Вайнер.
– Роня, милая, что случилось? – мужчина тронул Роню за плечо. – Почему так медленно? Так можно и на смену опоздать! – Роня подняла на Юрия Михайловича заплаканные глаза.
– Так, ну-ка быстро ко мне в кабинет, – Вайнер решительно взял Роню под руку и повел к проходной.
Роня, всхлипывая, пила чай у Вайнера в кабинете, а он в который раз перечитывал письмо из Москвы. И боялся отвести глаза от листка бумаги. Вот он, настал его момент. Сколько лет он ждал этой минуты? Почему не мог найти повода, чтобы рассказать Роне о своих чувствах, о том, что творится в его душе. Почему столько лет не решался поговорить с ней? Боялся оскорбить память Сони? Или все еще любил свою бывшую жену? Да нет, он давно уже привязался душой к Роне, жил ее интересами. Все знал и о радостях, и о проблемах, которые царили в семье этой, на его взгляд, очень молодой и красивой женщины. Боялся помешать, боялся быть навязчивым. Да что хитрить теперь перед самим собой, боялся выглядеть смешным! Жизнь устоялась. И у него, и у Рони. Встречались каждый день, перебрасывались последними новостями. Вайнер чувствовал: Роня привыкла к этому постоянному общению. Читала ему все письма от дочери, делилась самым личным. Даже сомнения по поводу зятя высказывала только ему, Юрию Михайловичу. Говорила ли она в тот момент конкретно с Вайнером или просто вслух, не замечая, что Юрий Михайлович сидит рядом?
Он все-таки решился:
– Роня, тебя обидело это письмо?
Женщина опять залилась слезами.
– Юрий Михайлович, как же она могла?!
– Кто? О ком ты сейчас говоришь? О Таисии?
Роня посмотрела на Вайнера с недоумением.
– Да нет же! О Тамаре!
– То есть, по-твоему, она должна была выгнать из дома мать своего мужа?
Роня, всхлипнув, тяжело вздохнула. Что на это скажешь?
Юрий Михайлович сел рядом на диван. Он забрал у Рони пустой стакан в темном подстаканнике и взял женщину за руку. В который раз удивляясь красоте ее рук. Вот ведь труженица, рукодельница, а ручки как у баронессы какой, маленькие, ухоженные, с красивыми длинными пальцами. Юрий Михайлович, не сдержавшись, поцеловал Ронину руку.
– Вот что, моя милая, выходи-ка лучше за меня замуж. Вот все проблемы мы так и решим, – Роня попыталась что-то сказать, но Вайнер ее остановил. Он почему-то вдруг понял. Этот момент в жизни его, и он тут выиграл. – Ничего не говори. И не спорь. Это решение выстраданное. И я отвечаю сейчас за нас обоих. Я тебя старше, моя красавица, и поверь мне, так будет лучше для всех.
Ответ от Рони пришел через неделю. Полные горечи слова: «Двум медведям в одной квартире не ужиться».
Тамара читала эти строчки и плакала. Сколько боли, сколько признаний. Мать выплеснула на дочь всю обиду, всю несправедливость, и вот такое странное решение как выход из сложившейся ситуации. Тамара читала, перечитывала письмо, корила себя, не понимала маму. Маму, которая на них с Борисом положила всю жизнь. Что Роня в этой жизни видела? Работа, работа. Всю жизнь без отдыха, положенные отпускные возьмет и дальше работает. А на деньги или Томе шубку, или Борису новый костюм.
Тамара так мечтала, что теперь вот сама что-то наконец сможет сделать для мамы. Ну, разве она виновата, что так сложилось?! Что ей делать?! Выгнать свекровь? Смех, да и только, у Таисии тоже ситуация – не приведи господь. Ковалев-старший действительно своими пьянками всех замучил.
Только мама-то, мама, и как же Роня могла решиться на такой шаг?! Зачем? Что это? Желание сделать больно, что-то доказать? Кому, ей, Тамаре?
Что Тамара знала про свою маму? Всегда веселая, всегда с хорошим настроением. Только им и поговорить-то толком было некогда. Только уже перед сном Тамара шептала ей свои девичьи секретики, Роня гладила ее по волнистым волосам, успокаивала, рассказывала что-нибудь смешное, и рядом с мамой забывались все невзгоды.
А Тамара? Она когда-нибудь спрашивала, как живет мама? Что ее не устраивает в такой жизни. Ну ладно, была маленькая, это понятно. Но потом же выросла, вышла замуж, стала жить отдельно. И опять прибегала в отчий дом со своими проблемами, рассказами. За помощью. За советом. А Роня ведь такая же женщина. А может, мать тоже влюблялась? Тот лейтенантик? А потом? Ведь были же мужчины и около Рони. Но для них с Борисом она всегда была только мамой. Зачем ей кто-то еще? Не хватает тепла? Да, наверное, так. Дети – эгоисты.
