– Ты на швейной фабрике Вайнера ищи, Юрия Михайловича, – не поворачиваясь, сменила Фрида тему разговора. – Он вообще-то Иуда Мойшович. Это уж так, для легкости. Он мужик правильный. Подскажет, что и как.
= 3 =
С Юрием Михайловичем Вайнером беседовали у него в кабинете.
– Значит, хочешь у нас работать?
– Да мне неважно, на какой участок поставите, я справлюсь.
– Дети есть?
– Двое. Я и сверхурочно могу!
– Жить есть где?
– Да, у сестры. Может, слышали, Фрида Моисеевна Курт. Муж у нее на железной дороге работает. Да, я видела: объявление там у вас висит про профсоюзную работу, я в типографии профоргом была.
– Смотри-ка, какая деловая. И жить есть где, и про зарплату не спрашивает. Подозрительно как-то!
Юрий Михайлович Вайнер, высокий мужчина в летах, с красивой седой копной волос и аккуратненькими усиками, внимательно смотрел на девушку.
У Рони все похолодело в груди. Надо было просить общежитие, бороться за зарплату. Не додумалась, в голове крутилось только одно: лишь бы взяли, нельзя у сестры в нахлебниках сидеть. Что делать?
– Так попрошу еще, – быстро нашлась она, – и общежитие, и зарплату. Вы как думаете, одной детей тянуть? – Роня сидела напротив Вайнера в белом берете и темно-коричневом плюшевом пальто и все теребила носовой платочек в руках. Красивая девушка, хорошо и со вкусом одетая, а так нервничает. Вайнер никак не мог взять в толк. – Я вас, Юрий Михайлович, понимаю, вы ж меня не знаете, может, я лодырь какой, работать не могу. А вот месяц-другой пройдет, план пару раз перевыполню и приду опять к вам в кабинет. Все должно быть по-честному.
– Ишь ты какая! – Вайнер в который раз склонился над Рониной биографией. – Значит, Рахиль Моисеевна Семашко. Что ж, давайте попробуем. Когда можете выйти на работу?
– Да хоть сейчас. Чего тянуть.
– Ну, уж сейчас не нужно, а с утра завтра приходите. Рабочий день начинается в восемь, девчата в коллективе у нас веселые, палец в рот не клади, но и работящие. Поставлю тебя в бригаду к Августе. Молодая девица, знаешь, а такая бойкая. Думаю, сработаетесь.
Роня расплылась в улыбке.
– Спасибо, Юрий Михайлович, вот увидите, не подведу, я работящая!
– Да, да, – вслед девушке проговорил Вайнер.
Он не стал задавать Рахиль Семашко лишних вопросов. Где муж, почему год нигде не работала и почему столько раз меняла место жительства? И даже не это главное; почему столько страха, столько боли в глазах?
Вайнер закурил сигарету, встал с кресла и подошел к окну. Роня выбежала из дверей фабрики, лихо поправила берет, расстегнула пальто и быстро пошла, практически побежала в сторону бульвара. На улице ярко светило солнце, практически первый теплый день. У них в Сибири весна затяжная и обманчивая. Вот и девушка пальто распахнула, а ветер? Ветер-то еще почти февральский!
Из своих 53 лет на швейной фабрике Иуда Вайнер работал более 20 лет и неплохо разбирался в людях. Обычно про человека понятно все и сразу при первом же разговоре. Интуиция, внутреннее чутье или многолетний опыт? Сложно сказать, наверное, все вместе. Только не ошибался Вайнер никогда. И лентяйку сразу видно, и неряху. Уговариваешь себя: ошибся, показалось, – а потом выходит все так, как почувствовал в самый первый раз. Сколько в его жизни было и профсоюзных собраний, и выговоров, и общественных порицаний. И во всем этом Вайнер всегда винил себя. Зачем обрек человека на этот позор, ведь понял сразу – не работник, не получится ничего. Однако же принял, поверил, закрыл глаза на внутреннее чутье, и вот пожалуйста. И человеку стыд, и сам Вайнер чувствует себя виноватым.
У Рони Семашко вопрос был в биографии. Юрий Михайлович видел в ней хорошую работницу, чуткого и доброго человека. Но если придет запрос, если сверху начнут копать, кого он взял на работу? Послать свой запрос в Иркутск на всякий случай, чтобы обезопасить себя? А если ответ придет именно тот, которого Вайнер боялся? Тогда он просто обязан заявить на Рахиль Семашко. Он не может принимать на работу человека с темными пятнами в биографии.
Девушка понравилась Юрию Михайловичу. Дело даже не в том, что тоже еврейка, хотя, безусловно, это сыграло свою роль. Юная, полная жизни, она чем-то походила на его покойную жену Софью. Вайнер достал портмоне и в который раз залюбовался на свою единственную в жизни любовь.
Софье на снимке было сорок пять. Последний ее снимок. Они оба еще не знали, что жена смертельно больна. С фотографии на него смотрела улыбающаяся, полная сил женщина. Высокий лоб, смешливые глаза, ямочки на щеках. Всем своим видом она говорила: «Люблю тебя, всегда буду с тобой, ничего не бойся». И вот пять лет – без нее. И поддерживает только эта фотография. «Всегда с тобой, ничего не бойся».
Почему Роня Семашко напомнила Вайнеру его Сонечку? Такой же открытый взгляд, смешливые глаза? Первый раз за последние годы он увидел эти глаза живыми.
Что же делать? Как после этого отправлять запрос в Иркутск?
= 4 =
Роня сразу влилась в коллектив. Портнихой она была от бога. Нигде и никогда не училась, искусство передалось по наследству от отца на уровне генов. На фабрике нужно осваивать технологии, учиться работать с машинами. Сложно? Справится!
– Ну что, девушка, – работа у нас не сахар. Предупреждаю сразу. Внимательность – это главное. А то тут у нас Нюрка на прошлой неделе крой нам запорола, нож не так повела, а под ножом-то десять кусков ткани! Представляешь, что произошло?! Оставила нас без премии. Это ж сколько брака! Поэтому – внимательность. И дело даже не в премии, без пальцев остаться можешь.
Августа вела Роню по цеху, одновременно знакомя с девушками.
– Новенькая к нам, что ли?
– Да вот, Рахиль Моисеевна!
– Имя-то уж больно страшное. Сама вроде молоденькая!
– А вы меня Роней зовите, так попроще будет?
– Так в самый раз! Давай, Роня, обвыкайся!
– Шьем мы верхнюю одежду, это тебе не ситцевый халат. – Августа рассказывала обстоятельно, с любовью. По возрасту вроде моложе Рони, а вон как во всем разбирается. Роня слушала, старалась не пропустить ни одного слова. Августа говорила громко, при этом смешно жестикулировала.
– Цехов четыре: подготовительно-раскройный, швейный, отделочный и контроль качества. Модели пока сами не разрабатываем, но знаешь, девицы наши хваткие и с такой выдумкой, опять же на учебу девушек отправляем, так что глядишь, и пятый цех откроем – экспериментальный. А пока модели и лекала к ним из Иркутска получаем. К лекалам приложен и примерный расход ткани на изделие. Но здесь, знаешь, всяко бывает. Иногда идем к Михалычу ругаться. Вот тебе ГОСТ, вот стандарт. А ткани не хватает или остается с избытком. Что делать, а? – Августа вопросительно смотрела на Роню.
– Что делать? Детям пальтишки пошить!
