– Не верю, – вставила Роня.
Корней Петрович махнул рукой.
– Ирочка из 5-го класса стихи про Родину прочитала, да повариха Никитична частушки спела. Нет, ну почему я ее не прослушал заранее?! Сам не знаю. Кузьма-гармонист наш поручился: «Поет громко, у сельсовета слыхать!» Только что слыхать. Срам, Рахиль Моисеевна. Стыд и срам. Вся комиссия валялась под креслами. Пришлось даже концерт остановить. Жуть, думал, меня за такую самодеятельность с работы снимут. Спрашиваю потом: «Ты как додумалась-то до этого? Под монастырь меня подвела!» А она: «Прости, Петрович, сама не знаю, что на меня нашло. Вроде про урожай собиралась, а какой урожай без этого дела? Ну и полилось само. А потом одно за другое зацепилось!» Зацепилось. «Дура, – говорю, – ты ж в школе!» – «Ой виновата, Петрович, виновата. Неужто выгонишь? Только кто твоим голодранцам похлебку варить будет?» Вот, Рахиль Моисеевна, так мы выступили в прошлом году. Не дай осрамиться. Что скажешь?
Роня вытерла слезы, которые выступили от смеха.
– А я ведь могу вам помочь, Корней Петрович. Сама в самодеятельности участвовала и в молодости даже в оперетте в кордебалете танцевала.
– Да ну?
– Правда, с лилипутами, но это неважно. Но и в Иркутске в школе помогала, и в типографии… – Тут Роня запнулась. – Короче, мне кажется, тут нужно составить целую программу. Не просто стихи, песня, а чтобы целый спектакль был, монтаж.
– Ну-ка, ну-ка, – Корней Петрович придвинул свой стул ближе к собеседнице. – Что значит «монтаж»?
– Это, например, если все номера посвящены одной теме, или отрывок из спектакля.
– Да где ж мы таких артистов найдем? Или опять Никитичну привлекать?
– Да при чем тут Никитична? Я уж к ребятам присмотрелась. Такие артисты пропадают! Да и на моих можно положиться. Я подумаю, Корней Петрович. Можно и патриотичное что-нибудь, а можно про Буратино. Про Карабаса-Барабаса!
– Зачем нам про Барабаса? – в недоумении посмотрел на девушку директор школы.
– Да у него же театр был. Куклы и пели, и танцевали, и шутили. Давайте возьмем за основу. А что? По-моему, здорово, – Роня уже загорелась идеей сама.
– Но про Родину там нет, – неуверенно протянул директор.
– Да, про Родину нет, – Роня помолчала. – Только про Родину у всех будет, а про Карабаса только у нас. От нас же веселья ждут. Так уж пусть по делу смеются. А то начнут смеяться, а мы тут про патриотизм.
– А может, ты и права, Моисеевна, – директор задумался. – Возьмешься?
– Возьмусь! – с энтузиазмом воскликнула Роня. – И костюмы ребятам пошью, и артистов наберу, и репетиции проведу.
– Ишь ты какая! – дивился Петрович. – Только ты там это, смотри, чтоб без мату!
– Да вы что, Корней Петрович!
– Ну ладно, ладно, это я так.
– А мои-то как? Семашко Борис и Тамара.
– Хорошие ребятишки. Борька – проказник, весельчак. А Тамара – серьезная девица. Все с книжкой на переменке ходит.
Роня с благодарностью посмотрела на директора.
Ну до чего сегодня прекрасный день, просто чудо! А погода! Солнце светит, воздух чистый-чистый, и грибами пахнет. Такой воздух только в деревне.
= 3 =
Роня к конкурсной подготовке подошла серьезно. Пришла на педсовет, выступила перед учителями с просьбой посоветовать способных ребят, потом переговорила с ребятами, набрала команду. Всех прослушала, просмотрела, кто поет, кто пляшет, кого вперед, кого в массовку.
Корней Петрович диву давался:
– Гляди, какой организатор пропадает! Я помру, милая, директором вместо меня пойдешь.
– Типун вам на язык, с чего это вам помирать? Нет, я так, на общественных началах, – усмехалась Роня.
Репетировали вечером. Когда в школе, а когда и дома. Павел с Натальей не возражали.
– Давай, веди своих охламонов, все нам с бабкой развлечение.
Дед помогал жене повыше лечь на подушках, сам ставил табурет в центр комнаты и со всей серьезностью просматривал номера.
Павел с Натальей сами выучили все роли наизусть и подсказывали ребятам.
– Может, и на смотр с нами поедете? – шикала на них невестка.
Дед с бабкой стыдливо замолкали.
– Чего нам туда ехать, мы уж, поди, все видели, еще больше ихнего.
Гармонист Кузьма оказался очень способным, Роня не могла нарадоваться, на ходу подбирал любую мелодию.
– А че ж Никитична, не подошла, или че? – подмигивал Роне Кузьма. – А в прошлом разе она дюже понравилась. После нее и смотреть-то ни на кого не хотели. Из зала кричали – нам эту давай, народницу. Пусть еще про это дело нам сбацает!
Роня понимала, что в этом году благодаря «народнице» Никитичне будет тяжело особо, но деваться некуда. Время бежало быстро, репертуар готовился, костюмы шились.
На смотр ребят провожали всей школой, давали наказы, как себя вести, как не осрамиться. Больше всех волновался Петрович.
– Сбила меня Моисеевна, ох, сбила. И при чем тут Карабас! Все-таки даже если пьеса, то нужно было брать пролетарского писателя. Не поймут, ох, не поймут! И второй год просто не простят. Скажут: «Нет, ну что это за школа такая? Насмешники! Кто руководитель? А подать сюда Ляпкина-Тяпкина!»
Роня и сама уже была не рада, что выступила с инициативой. Кто их знает в этом Канске, а вдруг не понравится. Хотя как такое может не понравиться. И ребята молодцы, сплошь таланты. И костюмы удались на славу. И она уговаривала директора:
– Вы не волнуйтесь, у нас хороший номер, ребята не подведут, вот увидите.
– Ох, милая, не знаю. Ну, не зна-аю.
Так и ходил за подводой.
– Ну, не зна-аю.
= 4 =
Сначала выступали канские школы. Сценарий у всех один. Строем выходили три-четыре пионера и звонкими голосами читали стихи про Сталина, про Ленина. Потом другие три-четыре пионера выбегали в спортивных трико и под медленный вальс гармониста показывали разные акробатические этюды. В конце, как правило, опять стих. Получалось у ребят по-разному – и слова забывали, и пирамиды разваливались. Понятное дело, волновались. Но комиссия всех принимала радушно. В зале улыбались, хлопали, изо всех сил поддерживали ребят.
Когда объявили школу номер 1, село Бражное, комиссия начала переглядываться между собой. Роня волновалась ужасно, но показывать этого нельзя. Ребятишки впечатлительные.
– Ребят, давайте, не тушуйтесь. Главное, говорите, пойте громко, улыбайтесь во весь рот! Смотрите, какие у вас красивые костюмы. Вы у меня самые лучшие.
В зале раздались жидкие хлопки, и Роня подтолкнула на сцену Бориса.
Свет на сцене приглушили, Кузьма заиграл вальс «Амурские волны». Боря, в косматом парике, с огромной бородой, нес, перекинув через плечо, Тамару. Злой Карабас поставил свою куклу на пол, взмахнул хлыстом, и Тамара начала танцевать. Зал затаил дыхание. Хрупкая девочка одновременно поднимала руки, как настоящая кукла, всем телом поворачивалась в разные стороны, держа голову чуть набок. И столько в этих движениях было очарования и нежности, столько гибкости. Роня невольно залюбовалась из-за кулис. Куклы пели и танцевали, Карабас бушевал, и в итоге, как в каждой доброй сказке, добро победило зло, проклятого старикана связали по рукам и ногам, ребята пели и плясали уже не под чужую дудку, а сами по себе.
