– Зато вы, Федор, человек открытый, честный. Кстати, хотел с вами обсудить нашу комсомольскую ячейку. Знаете, мне кажется, ребята увлеклись лозунгами. – И разговор потихоньку перешел в рабочее русло.
Роня дошла до колонны и резко остановилась.
– Я хочу вам сказать без всяких предисловий, – начала она без паузы. – Я решила стать комсомолкой, и я буду комсомолкой, – Роня выдохнула с облегчением.
– Милая Роня, у нас в комсомол принимают с четырнадцати лет.
– Мне шестнадцать! – с вызовом ответила девушка.
Алексей улыбнулся.
– Да, да, теперь я вижу, просто вы такая миниатюрная, сначала издалека думал, что Анна ваша мама. Теперь-то вижу, ошибся. Роня, комсомол – это серьезно. Человек должен показать себя.
– Пожалуйста, испытайте меня.
Алексей никак не мог сдержать улыбку. Старался изо всех сил, боясь обидеть девушку. Она ему очень нравилась. Хорошенькая, непосредственная, и она не походила на его новых знакомых рабфаковок. Легкая, воздушная, как будто из другого времени. Тонкие черты лица, длинные кисти рук. Роня, волнуясь, постоянно поправляла непослушные волосы, и Алексей заметил эти аристократические руки. И в типографии, и на рабфаке руки у девушек были большие, натруженные. А здесь – как у принцессы.
Надо же – «испытайте меня».
– Роня, я так понял, вы здесь гостите у сестры?
– Да, но я приехала надолго, на три месяца. У Нюры младший сын очень болен, я помогаю. Нюра работает у Ефима бухгалтером, и днем я сижу с детьми. А вечерами я свободна.
– Так вот и приходите к нам на собрание. В этот вторник, сможете?
Девушка расцвела в улыбке.
– Конечно! Я обязательно приду, – она немного запнулась. – А пошли танцевать! – неожиданно предложила она и, не дожидаясь ответа, взяла Алексея за руку и потянула его в круг к танцующим.
– Анна, нет, ты только посмотри на свою сестру. Уже отплясывает. Ну что за девица. Боюсь, придется мне отвечать перед Моисеем Давидовичем.
– Так все равно придется, ее ж не остановить. Вихрь. Знаешь, Фима, а мне этот Семашко тоже нравится. Хотя разве поймешь за один-то раз? – Анна помолчала. – Пойдем домой, я волнуюсь за детей. Надеюсь, этот Алексей нашу Роню проводит до дома.
Роня, как сейчас, видела этот их первый танец, даже музыку помнила. Она остановила ход швейной машинки.
– Мамочка, мы с Борькой так убегались. Молочка бы!
– Идите скорее, – она достала крынку и, склонившись осторожно, боясь разлить драгоценный напиток, бережно разлила его по кружкам.
– Мам, а чего ты в платке все время, – Бориска подбежал сзади и сдернул платок с головы матери.
Дети стояли как вкопанные и не узнавали мать. Роня была совершенно лысая.
– Томочка, Боря, вы только не бойтесь. Волосы отрастут, это у меня от переживаний. Вот видите, какая у вас мама, – Роня опустилась на лавку и заплакала.
Дети сидели рядом, гладили Роню по голове и как могли, поборов страх, пытались ее утешить.
– А ты мне тоже платочек сшей, мы скажем, у нас так принято всем в платках ходить, никто и ничего не заметит! – придумала Тамара.
– Мам, мы тебя очень любим, любую, даже лысую, – поддакнул Боря.
Роня дрожащими руками обнимала детей. Господи, за что? Почему именно ее муж? И какие испытания их еще ждут впереди? Главное, не расклеиться, не разболеться. Если с ней что-нибудь случится, что станет с детьми?
– Все будет хорошо, все будет хорошо, – как заведенная, повторяла Роня, – ничего не бойтесь, все будет хорошо.
Глава 6
Семейные традиции
= 1 =
Роня родилась одиннадцатым ребенком в семье портного Моисея Бреннера.
Ее матери Нэхе к тому времени исполнилось пятьдесят. Так было принято, детей рожали много, сколько бог послал. Нэхе и Моисею бог послал детей много. И гневить его было нельзя, почти все выжили. Четверо детей умерли в младенчестве от разных детских болезней, остальные росли в полном здравии.
Самая старшая – Анна. В ней еврейку узнать было сложно. Высокая, с удлиненным лицом и прямыми волосами. Внешне неуловимо походила на героинь с картин Брюллова. Анна считалась в семье самой умной. Сначала она окончила начальную еврейскую школу, потом поступила в городскую гимназию. Тогда еврейских детей в гимназию не брали по определению, отказали и Анне. Моисей нашел нужных людей, пошил директору гимназии парадный пиджак из чистой шерсти. Не пожидился, шерсть отдал из собственных кладовых, и Анну взяли.
Анна училась прекрасно, несмотря на происхождение. Как ни странно, еврейство учебе не мешало. Родители диву давались. Может, и у самого Моисея были математические способности или он был силен в геометрии? Никто не проверял, только все мерки он делал на глаз и ни разу не ошибся. А как ровно он делал разрезы на ткани?! Практически с закрытыми глазами. Мог и совсем не смотреть на материал, мог просто отвернуться. Нет, рука не дрогнет. А как Моисей мог хитро сделать выкройку?! Обязательно еще оставалось детям хотя бы на жилетку. Причем он умел так компоновать ткани по фактурам и цвету, что заказчик ни за что не догадается, что Нюрин новый фартук сшит из остатков от его парадных брюк.
Нет, Нэха ничего не шила. Она вообще была безграмотной, вместо подписи ставила крест. Зачем Нэхе та грамотность? Хватало грамотного Моисея на семью.
Но она рожала детей, смотрела за ними, готовила еду.
Как она готовила форшмак! Вся улица стояла под окнами и наслаждалась запахами и звуками. А кому довелось это видеть? Нет, это – просто цирковой аттракцион. Как она отделяла кости от селедки. Одним движением – раз. И тушка готова к дальнейшему приготовлению.
А как Нэха месила тесто?! Нет, с ней сравниться не мог никто.
Почему у Степана всегда ведро картошки и ведро щей и их пятеро детей едят ложками прямо из кастрюли?
Нэха готовила разнообразно и красиво. Стол к обеду накрывала свежей скатертью. На каждый день – обычная, льняная, но всегда чистая и накрахмаленная. А по праздникам Нэха вытаскивала из сундука свое приданое – огромную красную скатерть, отделанную белым затейливым кружевом. У всей семьи дух захватывало, когда на столе появлялось это великолепие. Сервиз – само собой. Суп – только в супнице, ложки серебряные, и тоже приданое Нэхи.
Нэху замуж отдавали основательно, и все, что положено, девушка получила. И две перины, и три подушки, и несколько комплектов хорошего льняного постельного белья. Столовое серебро, посуда, это само собой. Были и золотые украшения, как же без этого. И по праздникам Нэха надевала длинные висячие сережки, вечно мучаясь с неудобными замками. По будням носила дешевенькие, из проволочки. А золото хранила в том же сундуке, что и скатерть, в отдельном полотняном мешочке.
Ложки в сундук не прятались никогда. Для того они и ложки, чтобы ими есть. Нет, ну как можно есть из кастрюли?! Моисей не верил, что у соседа Степана нет ложек или хотя бы тарелок!
