Все по дому с малолетства привыкла Тамара делать сама. И машину с углем разгрузить, и воды натаскать. Готовила, правда, бабушка, мамина мама, она жила с ними с первых дней войны. А вся черная и подготовительная работа ложилась на плечи девочки. Борис? У них в семье он был единственным мужчиной. И его нужно было беречь. Это закон для всех. Не обсуждается. Это трагедия – остаться совсем без мужчин. Сколько горя Тамара видела, сколько похоронок! Просто произнести слово «папа» для нее было бы счастьем, а она не могла. Не было у нее папы. Но был брат, единственный. Он не должен ни в чем нуждаться. Ему лучший кусок, самое вкусное, самое полезное.
– Томка, да брось ты этот уголь, бежим на речку! Потом перетаскаем.
– Так растащат же! Мама с таким трудом договорилась!
– Так и похолодает потом, и купаться не сможем!
– Ну ладно, беги. Я сама потихоньку. Или вон Абрама Петрова попрошу. Отдам ему пару ведер, он поможет.
– Эх, золотая у меня сестра! Вот запомни, Томка, тоже тебе потом чем-нибудь помогу. За мной не заржавеет.
– Иди уже. Не заржавеет. Выучись сперва, – Тамара бормотала себе под нос, но на Борьку никогда не обижалась. У нее есть брат. Как же ей повезло!
А теперь у нее есть муж. И его тоже нужно беречь и не обременять его ни хлопотами женскими, ни вопросами дурацкими. Ей повезло. У нее самый красивый и умный муж на свете. Она его очень любит. И он ее. Она это знает. Да, не очень ласковый, не очень внимательный. Но зато – только ее. Умный, порядочный. Опора.
= 7 =
Время от времени в роддом приходил свекор. И тоже удивительный человек. У Ковалевых вообще что ни член семьи, то экземпляр. Вот взять хотя бы Сергея Алексеевича. Когда трезвый – тишайший человек. Вежливый. Смотрит и улыбается. Сидит всегда с краешку, как будто ему немного неловко.
Бывало, придешь к ним в гости и наблюдаешь такую картину.
Таисия лежит на кровати, книжку читает. Сергей неловко спросит у жены:
– Тай, может, поедим че?
– Давай, – Таисия не оторвется от книжки.
– Так, а че поесть-то?
– Так возьми тама.
– Так тама-то и нет ниче.
– Ну щас главу дочитаю, сготовлю.
И действительно, пока Таисия главу не дочитает, к ней с вопросом лучше не соваться. А как прочитает, так кличет мужа.
– Сергей, а хочешь-то чего?
– Так, может, борща?
– Давай, – задумчиво отвечает жена, но с кровати не встает. – Ты в подпол-то лезь за картохой да начинай чистить.
– Будь сделано, – и Сергей прытко лезет в подпол.
Минут через пять опять слышится голос Таисии.
– Сергей, а че нам ентот борщ? Может, просто молока попьем, я хлеба свежего спекла.
– А и давай, – быстро соглашается Сергей Алексеевич.
И если муж трезвый, то все тишь, да гладь, да божья благодать. Не нарадоваться на их отношения. Про топор Тамара не верила, пока сама не убедилась.
Сергей не только бегал за женой, он начал прибегать и в дом к Ковалеву-младшему. Если дома был Николай, тот отхаживал отца моментом.
– Ты чего пришел? Ну-ка быстро отсюда.
Отец вставал как по струнке.
– Не вопрос, Николай Сергеевич! Просто спросить хотел, как живете? Не разрешилась ли ваша жена?
– Обалдел?! С чего так рано-то?! И ты какой праздник отмечаешь? На дворе вторник. Как завтра машину поведешь?
– Обижаешь, сын! А как твой отец на фронте фашистов бил? Из-за баранки пулеметом по врагам!
– Батя, не собирай. Ты был фронтовым водителем. При чем тут пулемет? Я твое боевое прошлое очень уважаю, только сейчас чтоб духу твоего не было. Тоже мне, пулеметчик.
И Николай закрывал дверь перед самым отцовским носом.
– Ой, Коль, куда ж он в таком состоянии? Замерзнет еще, – нервничала Тамара.
– Не замерзнет. Ну, давай его пустим, пусть здесь орет!
Тамара терялась, ей и отца жалко, и делать что, не понимала.
Конечно, Николай прав. Только отец же.
Когда Николай уезжал в командировку, Тамара свекра пускала. Не могла она отказать старику.
– Томка, Николай Сергеевич, случаем, не в район уехал? Так спрашиваю, из интересу, – кричал свекор под окнами.
– Уехал, Сергей Алексеевич, уехал, – Тамара врать не умела.
Старик тут же хлопал в ладоши.
– Так я сейчас к тебе! – И добавлял, понизив голос: – Поллитра-то в доме имеется, а то я сбегаю.
– Имеется, имеется. – А что было говорить? – Вон она, в буфете стоит.
– Так я мигом, – Сергей Алексеевич по-молодецки шустро взбирался на второй этаж. – Ну что, невестушка, наливай. Нужно же выпить за хорошую дорогу Николая Сергеевича. А то, не ровен час, случится с сыном что на дороге. На чем отправился-то, на мотоцикле?
– Ой, типун вам на язык, Сергей Алексеевич, с чего это с ним что-то должно случиться? – Тамара невольно клала руки на живот. Как будто хотела защитить от беды и не родившегося еще малыша.
– Так сейчас выпьем, милая, за здоровьице, так и не случится ничего! Это ж я так, для тосту! – И Ковалев быстро опрокидывал стакан. – Генка, как успехи школьные? Что в тетрадках носишь?
– Двойки да колы, – буркал из сеней младший сын.
– От, дети пошли! Не уважают отца-фронтовика, не уважают, – отец-фронтовик быстро наливал себе очередную рюмку и выпивал уже без тоста.
– Тебе, Тамар, не предлагаю, беременным вроде не положено.
– Не положено, не положено, – вздыхала Тамара, понимая, что ей еще еду на завтра готовить, сочинения школьные проверять. Да и уставать она стала, все-таки срок шесть месяцев.
А в другой день в дверь позвонила Таисия. В одной руке перина, в другой сумка с подушкой и ее нехитрым скарбом.
– Совсем, Тамар, к тебе пришла, сил моих больше нет. Гоняет меня, перед людями стыдно. У чужих же живем. Ну его!
– Мам, о чем вы говорите. Конечно, располагайтесь. Да вот хоть с нами в комнате.
– Да нет, с Генкой в сенях потеснимся.
Вечером пришел Сергей. Встал под окна и заорал дурным голосом:
– Таисия, выходи, разбираться с тобой буду!
Таисия засуетилась.
– Тамар, не открывай. Зашибет нас обоих. Вишь, дурной какой. У, ирод.
– Не бойтесь, мама, конечно, я вас в обиду не дам.
Прокричав для порядка, постращав жену словами, Ковалев перешел к боевым действиям. Сначала дубасил в дверь, переполошив соседей, потом на время куда-то пропал.
– Вроде сбежал. Вот дурак. И брешет, и брешет, как пес дворовый. Вот жизня у меня! Аж голова распухла, – Таисия повязала платок набекрень. Тамара знала: значит, к Таисии подступили головные боли.
