— Привет.
Это моя знакомая из рабского бара, не помню, как зовут. Киваю. Подходит, на подлокотник усаживается. Интересно, не разговаривать — это вообще не разговаривать, или можно сказать, что нельзя разговаривать?
— Скучаешь? Идём к нам?
— Лайла, ему хозяйка говорить запретила, — Анита с другой стороны.
— Вот сука, — возмущается Лайла, но слова неприятно царапают. Она же и правда как лучше хотела. Пожимаю плечами.
— Да, — соглашается Анита, — под такой ангельской внешностью та ещё тварь скрывается, нюхом чую.
Кошусь на неё. Нюх телохранительницы, конечно, хорошая вещь. Но злость бесправной рабыни, которая не видит… Да ведь никто, кроме тебя, не видит. Зачем она притворяется?
А когда она притворяется? Что из того, что ты видишь — правда?
Лайла кладёт руку на моё плечо, слегка прижимается — с полупрозрачной одеждой как-то излишне откровенно получается, кажется, опять начинаю краснеть, интересуется:
— Что, снова мучает тебя?
Не хочется говорить, что хозяйка меня мучает. Пожимаю плечами.
— Анита, может, ты попросишь? Тебе же всё можно, — Лайла.
— Прямо так и всё, — усмехается телохранительница. Посматриваю на них. Что им от меня нужно? Мало рабов, которым отдыхать позволено?
«Ты хоть представляешь себе, как ты хорош? Ты же красивый… Разве не понимаешь, почему Амира с Олинкой слюни пускают, всё забыть тебя не могут? Потому, что в тебе настоящая, мужская красота, и мужественность тоже!»
Смотри, хозяйка, а то и правда красавцем себя сочту. Улыбаюсь. Для чего бы она это ни говорила, а ведь приятно слушать…
— А что это постельный тут расселся? — Селий подходит с дружком своим. Сжимаю зубы. Ну же, Анита, будь другом, скажи ему… Говорит:
— Его хозяйка усадила, запрещает с кем-либо, кроме неё, разговаривать…
Спасибо…
— Чем же ты ей не угодил? В постели облажался?
Сжимаю зубы ещё крепче. Нельзя разговаривать, напоминаю себе.
— А кто ему в кресло сесть разрешил? — это уже Халир.
— Хозяйка, — сообщает Анита. Да что ж, тебя так до конца жизни и будут женщины защищать?
На Тарине, видимо, да… Ненавижу эту планету.
— Анита, не лезь, а? — Селий.
— Господин… я просто хотела спросить… если можно… Может, вы у госпожи Ямалиты спросите, может, она Антера…
У Селия глаза такие злые, что Анита замолкает, а Лайла соскальзывает с подлокотника и предпочитает отступить подальше.
— Что, Анита, он тебе нравится? — почти угрожающе.
— Ну… просто все веселятся, отпустила бы его с нами, а то сидит тут…
— И пусть сидит, не твоё дело, поняла?
— Простите, господин, — кивает Анита и тоже быстренько уходит. Ты не смеешь меня трогать без разрешения Тали, я тебе ничего не делаю.
— А что, — интересуется невысокая дико рыжая девка, что танцевала с Халиром и сейчас от него не отлипает. Глаза такие… нахальные, бесчеловечные совсем.
Интересно, ты теперь все не голубые глаза будешь бесчеловечными считать?
— … Ямалита действительно так с ним носится? Разодела как — дороже тебя, Халир, выглядит…
— Дороже? — хмыкает Халир. — Прицениваешься, что ли?
— Дразнюсь, — хлопает глазками. — Не нравится мне, как ты на неё смотришь… И так на Тарине не дождёшься, прилетаешь — и давай под все юбки заглядывать. Вот возьму тебя в мужья — будешь знать.
— Дорогая, я не готов ещё, пощади, — смеётся Халир.
— Предупреждаю, только попробуй к ней пристать!
— Да что ж я буду дорогу другу перебегать… — подмигивает Селию.
— А ну поднимайся с кресла, — говорит Селий. Смотрю на него. — Наглеешь?
Тянет мою голову, Халир хватает поводок.
— Что тут происходит? — голос Свеллы.
— Раб не слушается, — поясняет ее дорогой брат.
— Раб? — смотрит на меня подружка Ямалиты, ожидая разъяснений.
— Госпожа велела сидеть и ни с кем не разговаривать, — поясняю.
— Селий, отстань от него, Литу снова разозлишь. Дался он тебе.
— Твой брат неравнодушен к постельным мальчикам, — ухмыляется Халир. Селий смотрит на него с возмущением:
— Кто бы говорил!
— Да шучу я! — хлопает по плечу. — Но ты и правда слегка помешался на этом рабе. Какая тебе разница, как с ним развлекается Ямалита?
— С каким-то рабом развлекается, а… — Селий вовремя прикусывает язык, но, кажется, все поняли, что он хотел сказать.
«А ещё завидовал тебе ужасно, рассчитывал занять твоё место в моей постели…»
Это она ему отказала, что ли? Вот дурак, не могу улыбку сдержать.
— Ты чего лыбишься? — Халир, садится на подлокотник. Молчу. Нельзя мне разговаривать. Хотя ох как хочется сказать… Наклоняется, говорит тихо:
— Ты, тряпка постельная. У тебя ж, наверное, до хозяйки и хозяева были? Можешь себе представить, что мы с тобой сделаем — только повод дай… Попробуй ещё раз ухмыльнуться или глянуть косо — рабыне в борделе позавидуешь. А повод, знаешь, и по дороге в сортир заработать можно. Чтобы смотрел в пол, к господам только на коленях обращался и чтобы первые твои слова были, когда тебе разговаривать разрешат, — слова извинения, ты понял?
Молчу, толкает меня в затылок — чтобы кивнул. Вокруг зрители собрались, не понимают, что и почему происходит, но всё равно интересно… Как обычно. Ненавижу.
Халир поднимается, переглядывается с Селием, нехорошо так. Понимаю, что в сортир мне лучше не ходить.
— Всё в порядке? — подходит Ямалита.
— Это вы, прекрасная леди, своего раба в кресло усадили и молчать заставили? — растекается Халир.
— Что-нибудь не так? Антер?
— Всё в порядке, — отвечаю.
— Ну… — Селий мнётся, а минуту назад совсем не так разговаривал, не такими сладкими глазами смотрел. Дерьмо. — Кресла вообще-то для гостей, а не для рабов…
— Прости, Селий, что оскорбила твоё кресло, — усмехается.
— Ну что ты, Ямалита, просто я удивился, увидев его здесь, но если ты так хочешь — пусть сидит…
— И дальше наглеет, — вставляет Халир.
— Наглеет? — переспрашивает хозяйка. — Я же ему говорить не велела.
— Он говорил!
— Антер? — Тали смотрит на меня вопросительно, поясняю:
— Сказал, что мне нельзя вставать и разговаривать. Госпоже Свелле.
Ямалита глядит на Свеллу, та кивает в знак согласия. Ощущаю себя в каком-то дурдоме, где сумасшедшие по нескольку раз пересказывают одну и ту же глупость. Пошли уже домой, что ли…
