— Но ведь раньше я сказала, что не хочу, чтобы ты стоял на коленях. Как быть с дилеммой?
— Не заставляйте меня решать, госпожа… просто скажите, что сделать.
— Но как же я смогу отпустить тебя на свободу, если ты не научишься принимать решения?
Опускает голову, и, кажется, снова закусывает губу. Вот прокуси еще разок.
— Что молчишь?
— Что госпожа изволит услышать?
— Ответ!
— Госпожа изволит издеваться, раб терпит.
Вздыхаю.
— Вставай, — говорю. — Иди отдыхай.
Слушается. Бесшумно поднимается и уходит. Сижу какое-то время. Всё тихо.
Достаю сетевик. Так, что у нас тут с косметологами? М-ммм… чёрт.
Поднимаюсь к нему, стучу — пусть привыкает.
Стоит у окна, на садик наш крохотный смотрит, птичка моя в клетке… Поворачивается.
— Госпожа? — удивлённо, мол, что это вы стучите к собственному рабу.
— Цивилизованные люди предупреждают о своём приходе, — говорю. Кивает, делает движение навстречу, качаю головой, останавливая:
— Я на секунду, — добавляю, — извини, вопрос неприятный. Ты знаешь, как эта дрянь называется, которой твоя надпись сделана?
Меняется с лица.
— Хочу найти, где её свести можно, — поясняю.
— Черрадий, — сообщает.
— Спасибо, — отвечаю.
— Госпожа… — останавливает. Смотрю. — Можно с вами? — нерешительно.
— Пошли, — соглашаюсь, — вместе поищем. Это ж твой интерес.
— Спасибо, — шепчет. Идёт за мной, заставляю сесть на диван, усаживаюсь рядом, забираю из сетевика поисковое окошко, раскрываю перед нами. Поддерживаем с двух сторон, ищем.
Очень долго на запрос ничего не приходит — поисковик выдаёт характеристики вещества (ничего хорошего! Опасный элемент, пока не сплавить с ещё какими-то материалами, к тому же, нельзя, чтобы на кожу попадал — ожоги оставляет). Кошусь на Антера, сидит, стискивает зубы, стараюсь не проявлять жалость.
Такого понятия, как татуировка с черрадием, не находим. Находим ожоги. Виват! Находим клинику, где их лечат, а заодно и мелкая приписочка — мол, выводим рабам. Залезаю туда, чёрт, они что тут, все этим занимаются?!
Оказывается, сложность процесса зависит от того, каким методом наносилось. Вещество опасное, даже если просто вырезать и нарастить новые ткани — нужны специальные антитоксины, редко где встречающиеся. В обычные медкабины такие не заправляют.
— Антер, — зову тихо. — Как тебе делали?
Смотрю на него. Молчит.
— Тут нет такого, — говорит.
— Понимаю, что тебе неприятно, — мягко, — но мне нужно знать, что искать…
— Может, я сам поищу? — едва слышно.
— Антер, — терпеливо. — Даже если ты сам найдёшь, мне тебя туда устраивать. Скрыть и так, и так не получится.
Стискивает зубы. Смотрит в сторону, произносит глухо:
— Сначала прорезала, потом прижигала порошок с помощью какой-то дряни, похожей на паяльник.
— По живому?! — не выдерживаю.
— Под наркозом, — хмыкает мрачно.
Боже мой, боже мой… Кусаю губы, стараюсь не показывать эмоций. Солнце моё.
— Названия инструмента не знаешь? — спрашиваю, сдерживаясь, чтобы голос не дрожал.
— Приобрести хотите? — мрачно.
— Чтобы поиск сузить.
— Не знаю, — отвечает. — Зайдите на сайт развлечений с рабами, может, сразу с инструкцией найдётся.
Беру за руку.
— Антер, — говорю. — Ты же сам хотел поучаствовать.
— Простите, госпожа, — пресно. Да что ж ты обо мне думаешь, радость моя?!
— Антер, — повторяю. — Я действительно хочу её свести.
— И для этого вам нужны подробности? — не выдерживает. — Может, рассказать в деталях? Как стоял, или, точнее, висел, закрепленный за руки-ноги, на какой минуте кричать начал, когда сознание потерял? Сколько крови натекло? Вам это удовольствие доставляет? Как Амире выжигать?
— Боже… она что, сама?..
— Вы бы видели её лицо…
Кажется, начинает дрожать. Отпускаю виртуальное окно, хватаю руку уже двумя:
— Тихо, — шепчу, — тихо, не надо.
Вдыхает резко. Останавливается, прикрыв глаза.
— Простите, госпожа.
— Давай я сама дальше поищу… — предлагаю.
— Приказываете уйти?
— Как хочешь, — говорю. — Можешь оставаться.
Остаётся. Ищем долго. Находим две клиники. Потом сверюсь со своей базой, когда горе моё видеть не будет.
— Когда поедем? — спрашивает. С такой надеждой, как же он её ненавидит!
— Сначала попробую навести справки, что за компании, какое качество, какие побочные…
— Да хоть какие!
— Не переживай. Обещаю. Всё уберём.
Кивает. Ненавижу Амиру.
Антер
А я-то размечтался, что чуть ли не завтра повезёт меня удалять эту гадость. Теперь сомневаюсь — повезёт ли вообще? Или это был способ выяснить, что и как Амира делала? А смысл? Приказала бы — я бы всё равно рассказал.
Промолчала о том, придётся ли мне самому себя наказывать. Просто жутко становится, как представлю, что прикажет нечто подобное.
Спать вроде рано, но от меня ничего не требуют. Сижу в комнате, размышляю о том, сходить ли к комбайну или дожидаться, когда хозяйка сама покормит. Вроде бы разрешила пользоваться. Но… как-то не по себе. Подожду лучше.
Выглядываю на лестницу. Кажется, она в гостиной — мне отсюда не видно, но там свет горит. Вдруг слышу… Ох, кто бы мог подумать, что она умеет так ругаться! Это не таринский язык, какой-то из древних. Русский что ли. Уже не помню, но смутно понимаю, ничего ж себе! Что стряслось?
После некоторых колебаний спускаюсь, сидит перед виртуальным окошком, рука возле рта — то ли теребит нервно губу, то ли ноготь грызёт, спрашиваю тихо:
— Что-нибудь случилось, госпожа?
— А? — смотрит. Кажется, слегка смущается. — Плохо, Антер. Я тут проверяла, кому эти салоны принадлежат. Один Корнелю, и мы туда не полезем. Если он узнает, что я первым делом тебе надпись свела, не отстанет.
— И что? — не понимаю, хотя смутно признаю: она права. Тот мужик с цепким взглядом, что купил меня и подарил ей, очень заинтересуется. А вдруг у него есть власть отменить свою дарственную? Вот демон…
— Садись, — похлопывает по дивану рядом с собой, несмело подхожу, но любопытство сильнее — сажусь. — Понимаешь… Корнель тут очень важная шишка. А отпускать на волю рабов не принято. Поэтому лучше в поле его зрения не мелькать, иначе потом можем получить хорошие проблемы на голову.
