– Что такое бельведер?
Игун по-доброму усмехнулся невежеству охотника, но тут Ратибор добавил:
– Я тоже не знаю, что это такое.
Товарищи посмеялись, и владелец прекрасного дома продолжил описывать его красоты:
– Бельведером у нас называют надстройку, нечто сродни беседки на крыше. Вид с бельведера открывался превосходный: было видно весь мой цитрусовый сад, шпили городского собора… Я ненавижу религию Джовиты всем сердцем, но до сих пор люблю тот собор – до чего же великолепная архитектура.
– Ты говорил, что жил в Клемекесе? – уточнил Ратибор.
– Да.
– Про город наслышан, но не вспомню ни слова о его соборе.
– Он поистине прекрасен. Высокий и стройный с огромными аркбутанами. Аркбутаны так разносятся вширь и ввысь, что становятся похожи на крылья, а сам собор – на ангелы. И никакая ненависть к пернатым не погасит моей любви к Собору Святого Саторина.
Игун приосанился, вспоминая бытность аристократом. С мечтательной улыбкой он продолжил:
– А ещё из бельведера было видно Драконову Дорогу. С высоты она казалась куда красивее, чем вблизи. Ты её видел, Ратибор?
– Доводилось. Впечатляющая работа. Она ведь вся вымощена обсидианом?
– От силы треть, но мне, как патриоту, полагается врать, что вся. Вместе с основой и опорами мостов – всё из обсидиана. Драконово Царство было бы адом, извергайся у нас столько вулканов. Кстати, один из них было видно из моего дома.
– Вулкан?
– Да, старый, потухший. Но всё равно величественный. Называется Тифон, но так прозвали его ангелы, а мы подхватили. Настоящее название вулкана – Йеренфаас. Звучит не очень, но лишь оттого, что правильно произносить надо с помощью громословия.
– Слыхивал от Карфа, – сказал Бэюм, – что громословие – это драконидская магии. Правда ли?
– Точно не скажешь. Давно это было. После громословия наши колдуны перешли на магию попроще и практиковали её тысячу лет. А затем триста лет ангельской школы, чтоб её… Говорят, громословие – это особый язык, слова которого творят чудеса. Сейчас его используют в сказках и смешивают с небылицами. Сохранилось немного свитков, где описывается реальное громословие. У меня в подвале был один такой свиток.
Игун тоскливо смолк, но сидящий спиной к нему Бэюм не заметил грусти товарища и подогнал его:
– И что там сказано?
– Что громословию дракониды выучились от исполинов. Тех, что мы сейчас называем драконами. Громословие позволяло говорить столь грозным голосом, что и ветры, и камни подчинялись твоим командам. У редкого драконида были лёгкие и горло, способные пропустить через себя эфир и превратить его в слова.
Не заметить печаль Игуна было уже просто невозможно. Ратибор обернулся и спросил:
– Те дни давно минули. Отчего ты так переживаешь?
– Да вспомнил свой подвал… У меня там был архив: собственные летописи, редкие книги, несколько древних свитков. Коллекция небольшая, но ценная. Мы собирали её вместе с супругой. Никаким платьям и драгоценностям она не радовалась так сильно, как разваливающимся от старости фолиантам.
Игун сглотнул и добавил:
– Ангелы обещали, что супруга не будет наказана за мою ересь. Но перед судом мой дом обыскивали. И что крылатые ублюдки сделали с архивом, лучше не думать. Будь я таким же фанатиком, как местный епископ, я бы каждую третью книгу назвал еретической. И сидит в голове одна мысль… может, слишком романтическая и глупая, но вот какая: мне почему-то кажется, что супруга помнит обо мне лишь до той поры, пока цел хоть один пергамент.
– Супружеская любовь не на бумагах держится, – сказал Бэюм.
– Я же ясно выразился, что опасения мои иррациональны, но навязчивы.
– Иррациональны… давно я не слышал от тебя таких заумностей.
– Я из приличного сословия, могу себе позволить высокий лексикон.
– Думал, ты забыл его, когда Карф учил тебя чистить выгребную яму.
Троица посмеялась. Наступила негласная очередь Ратибора поведать о себе. Тему ему подкинул орон:
– А у тебя, Ратибор, – пробубнил Бэюм с трубкой в зубах, – есть супруга?
– Нет.
– А кто тогда на умбоне твоего щита?
– Откуда ты понял, что это женщина? – изумился Игун. – Если бы Ратибор сам не сказал, я бы продолжал думать, что это бог войны.
– У неё женские черты.
– Где вы их разглядели…
Бэюм отмахнулся и жестом предложил Ратибору продолжить. Тот объяснил:
– Это моя сестра. Выбор для умбона необычный, но сложилось так, что она для меня всю жизнь была заступницей. А супруги у меня никогда не было.
Турич сделал паузу, по которой собеседники многое поняли. Ратибор решил, что скрывать нет смысла:
– Была одна… дочь купца. Я и сам в молодости думал заняться торговлей – пойти по стопам родителей. А родители мои были одними из немногих купцов, кто плавал к нандийцам.
– Как они умудрялись торговать с нандийцами? – спросил Игун, – Туричи же постоянно с ними воевали?
– До войны, что развязал Джовита, мы мирно соседствовали. Случалось, что на границе случались стычки, то нандийцы устраивали набеги, то туричи. Но и вожди, и князи закрывали на это глаза. Впрочем, плавать в тех местах было опасно. Родители всего однажды брали меня с собой, когда я уже почти стал взрослым. Всю дорогу я в числе охраны стоял на часах. Не отходил от борта, следил за берегом, искал засады. Один раз мы остановились и расстреляли шайку разбойников, что притаилась в камышах. В тот день я впервые убил… наверное. Я пустил стрелу – она исчезла в камышах, где началась возня. Я продолжил стрелять, не зная даже, попадаю или нет.
– Это были нандийцы?
– Нет, туричи. Мы уже несколько дней плыли через земли нандийцев, но наткнулись на банду сородичей. Они собирались подойти к ладье на плоту. Когда мы их расстреляли, плот выплыл из камышей – на нём лежало пять трупов и двое раненых. Мой отец приказал не тратить стрелы и взялся за багор.
Ратибор оправил бороду и продолжил:
– Когда мы поравнялись с плотом, отец пронзил первому шею. А второй уклонился от пары ударов, прежде чем и его добили. Увиденное показалось мне до того мерзким, что я решил пойти на службу к князю. Думал, буду участвовать в благородных битвах, а на деле разница вышла небольшая.
– Далеко ты заюлил, – сказал Бэюм. – Я-то тебя о зазнобе спрашивал.
– К тому и веду. Поступил я на службу к князю и долгое время сторожил границу с Драконовым Царством. Командовал заставой на берегу Монетной реки – той, по которой купцы ходили к драконидам торговать.
– Мы эту реку зовём…
– Игун, не перебивай.
– Там и я впервые её и встретил, – продолжил турич. – Прибежал однажды гонец с просьбой вытолкнуть его судно, севшее на мель. У меня желания не было, ведь пришлось бы идти на территорию Драконова Царства, а дракониды этого не любят. Но согласился, взял с собой отряд и пошёл.
