— У тебя виски седые…
Они помолчали. Аня снова часто-часто заморгала. Так, ну хватит уже реветь, все, жизнь наладилась. Подумаешь, виски седые, мелочь какая.
— И что, седой муж тебе уже не нужен?
Аня улыбнулась сквозь вновь проступившие слезы.
И тут в коридоре за дверь раздались голоса. Громкие. Знакомые.
— О, Иван Валерьевич к тебе прорывается. С боем. Пойду, окажу ему поддержку с моря, — Костя едва ощутимо коснулся губами белого колючего бинта, но все равно чувствовал так, будто поцеловал теплую гладкую кожу. — До завтра. Люблю тебя.
— И я тебя, — шепнула эта упрямая женщина.
И Костя пошел оказывать поддержку с моря своему будущему тестю.
* * *
— Ко-о-о-ость…
— Ась? — Константин был занят делом — обустраивал Анечке комфортное жилье на время пребывания в больнице. То бишь, настраивал телевизор, планшет и прочий вай-фай. А до этого разложил личные вещи по тумбочке и полкам в шкафу. К сожалению, Ане была прописана очень строгая диета, поэтому в плане кулинарных изысков особо разгуляться не было возможности, и обе представительницы старшего поколения — и Анина, и Костина мама — простаивали. Но успеют еще откормить будущую госпожу Драгину.
— Оставь в покое пульт и иди ко мне.
— Слушаюсь.
Они какое-то время посидели молча. Им в последние дни хорошо молчалось вдвоем. Словно научились говорить без слов. Просто смотрели. Он привык к ее голове, выбритой с одной стороны, где было подозрение на трещину в черепе. Она смирилась с его седыми висками. Друг для друга они были самые-самые.
— Слушай, ты знаешь, что с Нордом?
— А что с Нордом? — прикинулся непонимающим Костя.
— А я не знаю — что! Мне Толя ничего не говорит, ребята в питомнике тоже молчат как-то странно. И все ссылаются на тебя. Ты можешь объяснить, что происходит? И где Норд?
— Да все в порядке с Нордом, — демонстративно беспечно ответил Костя.
— Но в питомнике его нет!
— Верно. Он у меня живет.
Такого выражения искреннего, неподдельного изумления на Анином лице он никогда не видел. Ну вот, и мы смогли чем-то удивить, не все вам нас, Анна Ивановна.
— Но как? Почему?!
Костя не знал, что сказать, поэтому принялся поправлять ей одеяло. Недогадливостью Аня не отличалась, сообразила быстро.
— Его хотели… списать? — спросила тихо.
— Вроде того, — Костя никак не мог придумать, как бы сменить тему. Он знал, что Аня будет переживать. Но ведь самого страшного не случилось. Ни с ней, ни с Нордом.
— Ой, Костя… — до Ани, кажется, дошел весь масштаб явления. — Но как же это? Ты же боишься собак!
- Я? — Константин вполне натурально изобразил удивление. — Я не боюсь собак! Кто тебе такое сказал?!
Аня молча смотрела на него. Протянула руку и коснулась виска рукой. И вдруг всхлипнула.
— Нет-нет, только не реви! — Костя повернул голову и прижался губами к женской ладони. — Кто плачет — тот плохо выздоравливает. И нескоро вернётся домой. А мы с Нордом, между прочим, тебя там ждём и очень скучаем.
Спустя пару минут Аня уже смеялась. Потому что ей продемонстрировали на экране телефона последовательно: Норда, развалившегося на кровати, Норда с повязанной салфеткой на шее на стуле за столом, Норда, по шею грязного, но страшно довольного, с огромной дубиной в зубах среди высокой травы, Норда в ванной, отмываемого от грязи с предыдущего фото. Дубина тут же.
Аня отложила телефон, не выдержала, захохотала в голос.
— Вам лишь бы смеяться, — Костя с видом крайнего удовлетворения забрал гаджет. — Скажи лучше, Норд как к говяжьей печенке относится? А то бараньи рёбрышки, по-моему, ему слегка надоели.
— Что?! — Аня только-только перестала смеяться. — Рёбрышки ему надоели?!
— Ну да. Кушает без аппетита как-то. Думаю, печенки ему купить.
— Костя, — Аня рефлекторным жестом приложила руку к животу. Костя тут же встревоженно потянулся к ней, но она замотала головой. — Со мной все в порядке. Но вот ты… Ты избаловал Норда!
— Ничего подобного! — возмутился Константин.
— Костя, это прекрасно выдрессированная немецкая овчарка. Она ест, что дают, и делает, что прикажут.
— Это прекрасный и надежный друг. Он ест, что ему нравится, и делает, что попросят, — ровно тем же тоном парировал Костя. — А еще он спас тебе жизнь. Если надо, я ему сам жевать буду и с ложечки кормить.
На это Ане не нашлось что ответить.
* * *
Дома Костю ждали. Явление в жизни Константина новое, но чрезвычайно приятное.
— Привет, хулиган! Скучал? Ну, иди к папочке.
Присел на корточки, обнял за шею, уткнулся лицом в густую шерсть. Неужели он и в самом деле когда-то боялся собак?
Норд смачно облизал Косте ухо, а потом застучал хвостом по полу.
— Эх, Норда-морда, — рассмеялся Константин и слегка отодвинулся, чтобы видеть пса. — Голодный?
Норд наклонил голову с крайне умильным выражением.
— Гулять?
Секунда — и Норд исчез. Еще секунда — и вот он уже снова перед Костей, с поводком в зубах.
Константин рассмеялся уже в голос.
— Погоди, дружище, я переоденусь. В прошлый раз ты меня вывалял в грязи по шею.
Со вчерашнего дня в Костиной квартире появились резиновые сапоги. Темно-зеленые, высокие, почти до колена. В них заправлены старые джинсы, фланелевая рубашка на плечах тоже видавшая виды. Норд выразил одобрение внешним видом хозяина одобрительным «Гав!» и они пошли.
Как выяснилось, в десяти минутах ходьбы от дома Константина находилась собачья площадка. Туда Костя с Нордом и отправились.
* * *
— У вас великолепно выдрессированная собака, — рядом с Костей присел мужчина, по виду лет на десять старше самого Кости. — Давно не видел настолько грамотно воспитанного пса.
— Спасибо. Это вы еще его мать не видели, — безмятежно ответил Константин, наблюдая, как Норд обнюхивается с черным лабрадором.
— Да? Ну, значит, еще и гены, — кивнул Костин собеседник. — Но и у вас, судя по всему, просто талант воспитывать собак.
Константин лишь скромно кивнул.
На обратной дороге домой великолепно выдрессированный пес традиционно извозился сам и извозил Костю. Но это им обоим доставляло огромное удовольствие.
— Эх, Норда-морда, — Костя пристегнул поводок к ошейнику. — Вот на кого мы похожи, посмотри, а? — Норд лишь вывалил набок язык и наклонил голову. — Вот вернется наша хозяйка — и всыплет нам по первое число, — Норд коротко и по существу гавкнул. Костя выпрямился. — И не говори. Скорее бы уж вернулась.