– Никого он не убивал, – начал потихоньку заводиться майор. – А вот сколько мы всякой дряни изобличили с его помощью…
– Дай мне Шацкого, я его в пять минут изобличу. Он у меня сначала чистосердечное напишет, а потом еще и добровольно удавится, – пообещал Гусев.
– У тебя, Гусев, чистосердечное написал бы даже, так сказать, Дзержинский, – сообщил Мышкин.
– Жалко, не дожил, – вздохнул Гусев.
Группа Мышкина одобрительно захихикала.
– Короче, Пэ, заткнись, пожалуйста, – попросил Мышкин.
– Виноват, командир. Разрешите вопрос к товарищу майору?
– Не дождешься! – почти выкрикнул майор, отвечая на еще не заданный вопрос. Голос майора наконец-то приобрел окраску – ехидную и мстительную.
– Да хрен с ним, с Шацким, все равно на пулю нарвется рано или поздно, – сменил тему Гусев. – Меня куда больше интересует, как продвигается дело Бобика.
Майор демонстративно посмотрел на часы.
– А действительно! – оживились на первых рядах. – Куда Бобика заныкал, начальник?
– Он где-то в Америке залег, – нехотя ответил майор. – Ищем. Вместе с ФБР ищем.
– Точнее, ФБР ищет, а вы к ним в гости катаетесь, – заметил кто-то. – Виски со льдом, клубника со сливками, зеленые бумажки с портретами…
Майора основательно перекосило. Теперь Валюшок смог бы его описать – «крепко обиженный человек в галстуке».
– Сами же упустили, – пробормотал майор. – А мы за вас отдувайся.
Группа в один голос угрожающе зашипела. Валюшок присмотрелся – здесь не было его ровесников, в основном люди глубоко за тридцать, а то и за сорок. Ветераны Агентства. И чем-то пресловутый Бобик их всех здорово взял за живое.
– Хватит! – Мышкин хлопнул ладонью по столу. – Короче! Время. Отвели душу, и будет с вас. Так сказать, хлебом не корми – дай обидеть человека. А он, между прочим, нам халтурку подбросил. Короче, майор, рисуйте задачу.
– Опять за ментов говно разгребать, – буркнул плечистый дядька, сидевший от Валюшка слева. Валюшок его узнал – это был Калинин, один из мышкинских ведущих. Он еще зевал на планерке в отделении, чем навлек на себя гнев начальства. А может, и не зевал вовсе, просто не успел гадость сказать.
Майор, вместо того чтобы обидеться, вдруг улыбнулся. Мол, именно это и разгребать. Каждому свое. Кому-то тонкая работа, а некоторым, которые полагают себя круче всех, – лопату в руки и вперед. Для этого, собственно, и организовывали АСБ.
– Итак, вот что у нашего ведомства есть для вас, – сказал майор. – Семь лет назад суд присяжных оправдал пятерых. Это была устойчивая преступная группа, за ними числится как минимум одно убийство, множество фактов вымогательства, разбои, грабежи. Мы их ломали как могли, а на суде все равно дело рассыпалось. Лидеру дали пятнадцать лет строгого, а остальных – за недоказанностью. Разумеется, после «Указа Сто два» они легли на дно. Мы их долго искали – и вот, нашли. Снова лазают по городу. Похоже, ищут, чем бы поживиться. Сейчас эта компания вышла из «качалки» и отмокает в сауне, отсюда пара кварталов. Пробудет там… Минимум еще часа два. Вряд ли они вооружены, но может быть всякое. И у охраны, понятное дело, какая-нибудь пукалка да найдется. «Качалка» в прошлом бандитская, да и сейчас там народ собирается довольно поганый. В общем, можно не церемониться. Гребите всех. И побольше шухера. Чтобы те, кого потом отпустят, надолго запомнили и другим рассказали. А основные лица мы вам сейчас покажем…
Мышкин утвердительно кивнул и повернулся к видеопроектору.
– Вот так всегда, – заявил Калинин. – Как из уголовника признание выбить, так вы и лапки кверху. А честных людей запугивать…
– Закон суров, но это закон, – развел руками майор. – Всего лишь буквы. И мы этим буквам обязаны следовать. Не то что некоторые.
– Интересно, что ты будешь делать, майор, когда нас всех поубивают? – спросил Гусев. – Кому ты будешь это говорить – побольше шума, ребята, побольше страха на гадов нагоните… Омоновцам своим, которые под тем же законом ходят? И так же, как ты, зубами скрипят, когда адвокаты убийц отмазывают? Чего стоит твой закон без АСБ, а, майор?
– Если честно, Павел, я с самого начала был против «Указа Сто два», – сказал майор. – Я и сейчас против. Двухступенчатого правосудия не может быть в принципе. Где это видано…
– А где видано, чтобы ты ночью прошел сквозь огромный город и навстречу тебе попадались сплошь улыбающиеся лица? – парировал Гусев. – Где видано, чтобы на каждой скамеечке влюбленные сидели, и ни одна сволочь, ни одна… – Он задохнулся и умолк.
– И чтобы простой работяга за год мог на машину накопить, – ввернул Калинин. – А бутылка трешник стоила?
– Кто о чем, а вшивый о бане, – откомментировали с передних рядов. – А действительно, майор, где еще так живут?
– В Европе, – скромно ответил майор.
– Хватил! – фыркнул Калинин. – И вообще, начальник, если ты такой принципиальный, какого черта к нам таскаешься?
– Ну, вообще-то я не сам пришел. У меня приказ взаимодействовать.
– Хорошо, а что руководство твое думает?
– Да не нужны вы уголовке! – взорвался майор. – На фиг не нужны! И без вас справимся. Ясно?! Мы просто ловим момент. Пока вы есть – пользуемся.
– Паранойя какая-то, – помотал головой Калинин. – Верно, Пэ?
– Угу, – согласился Гусев. – У тебя раздвоение личности, майор. Ты просто готовый клиент для одного нашего интересного департамента. Где двери без ручек и всем постоянно спать хочется.
– Короче, вы фотки будете смотреть? – поинтересовался Мышкин. – Пятнадцать минут до выхода. Большая «труповозка» уже на месте должна быть. И закрывайте, так сказать, дискуссию.
– Уже закрыли, – сказал Калинин. – Только вот… Ты это, майор. Ты правильно сказал – пока мы есть, надо ловить момент. Потому что скоро нас не станет. Ты-то, понятное дело, особенно переживать не будешь. Но вот народ… Люди нас еще вспомнят. Потому что вы эту дурацкую страну… Нет, не удержите. Попомни мое слово, не удержите вы ее. Здесь еще браковать и браковать. Каждого сотого выводить из строя и на Колыму. Вот так.
Майор что-то хотел сказать, но передумал и отвернулся.
– Короче, гасим свет, – подвел черту Мышкин. – Давайте, парни, запоминайте вражьи рыла. Чтоб их всех…
Тренажерный зал и сауна занимали длинный полуподвал жилого дома. В прежние времена Мышкин обкладывал такие заведения со всех сторон и устраивал спектакль с громогласным ультиматумом через мегафон и прочими театральными выкрутасами. Чаще всего осажденные прятали кто куда оружие и другие компрометирующие предметы и понуро лезли в руки выбраковщиков, уповая на то, что пронесет нелегкая. Местное население торчало из окон и ловило кайф от того, как его берегут и защищают. Иногда выбраковку даже подбадривали радостными воплями – особенно сцены усмирения бандитов доставляли удовольствие пенсионерам из числа самых малограмотных.
