Гусев докурил, небрежно выплюнул окурок в подвернувшуюся урну, промазал и, раздраженно кряхтя, отправился подбирать бычок с асфальта и водворять его куда положено.
– Здесь пешком везде два шага, – снизошел он до объяснения. – А на машине сплошная пробка. Ничего, ближе к ночи покатаемся.
На автостоянке, примостившейся по-над стеной тоннеля, уходящего под Новый Арбат, двое мусорщиков со своим «полотером» усердно вылизывали асфальт, и какая-то смурная небритая личность с сизой физиономией ковырялась в парковочном счетчике. Гусев свистнул. Его проигнорировали. Выбраковщик перешел дорогу и легонько ткнул небритого пальцем в бок.
Небритый чуть ли не со скрипом повернулся к Гусеву, обнаружив при этом на груди форменный жетон, а на молодом еще пропитом лице – выражение полнейшей отрешенности.
– Привет, – сказал Гусев. – Ты в порядке?
– А-а… – пробормотал небритый. – Здорово. Да какой, бля, порядок. Гибель. Похмелиться-то нельзя, выгонят. А я вчера именины отметил. Как нае… В общем, как начал, так и кончил. А что делать, если у меня тормозов нету? Спасибо, не буйный.
– Ну и ну! – восхитился Гусев. – Интересно, что с тобой бывает после дня рождения…
– На день рождения теща заходит, она меня придерживает слегка.
– А жена, значит, тоже без тормозов…
– Накрылась у меня жена, – вздохнул небритый. – Два года уже как. За наркоту.
– Хм-м, соболезную, – протянул Гусев без тени сочувствия в голосе. – Чего ж ты на ней женился? Знал же, чем кончится.
– Думал, справимся как-нибудь.
– С этим не справляются, это лечат. Но мало кому помогает. Ладно. Как я вижу, ты мне ничего интересного рассказать не хочешь.
– А у нас с того раза все тихо. Форменный коммунизм, не на кого стукнуть.
– Но ты посматривай все-таки.
– Будь уверен, начальник. Как только, так сразу.
– Про жену твою узнать? Может, вернется еще.
Небритый перекосился в ухмылке.
– Не смеши, начальник, – попросил он. – Что ж я, не понимаю…
– Как раз не понимаешь. Всякое бывает.
– Даже если и так – шла бы она…
– Тебе виднее. Ну, пока.
– Бывай.
Мимо проехал, тихо жужжа, «полотер». Один из мусорщиков сидел за рычагами, второй шел следом, придирчиво оценивая результат. Асфальт за машиной разительно менял цвет. Его будто бы только что положили. Видно было, что моющие средства эта пара не экономит.
– Вы чего так стараетесь? – спросил Гусев. – Начальство ждете?
– Да не, – сказал пеший. – Просто хочется, чтоб было красиво.
– Скоро чихнуть на улице нельзя будет, – пробормотал Гусев себе под нос. – Сразу прибегут двое с лопатами и один с ведром. Где их только набирают, этих маньяков…
– А мне нравится, – сказал Валюшок.
– Мне тоже, – согласился Гусев. – Я просто на самом деле боюсь однажды выволочку схлопотать за то, что жвачку мимо урны выплюнул.
Они снова пересекли дорогу.
– Слушай, – вспомнил неожиданно Валюшок. – А что ты говорил, будто наркомания лечится? Ее же больше не лечат у нас. Или все-таки…
– Опытный психотерапевт может вылечить наркомана. Разумеется, не всякого. И потом, это очень кропотливая и долгая работа. Но в некоторых случаях наркомания поддается лечению. Причем медикаменты здесь не главное. Быстрая детоксикация занимает, по-моему, часов десять или двенадцать. А психологическая зависимость все равно остается. Важно устранить причины, по которым наркоман хочет уйти из реальности. Садится на иглу только тот, кому положено на нее сесть. Кому очень нужно.
– А кому не нужно? – тут же спросил Валюшок.
– Тот и не садится.
– А кому э-э… не очень нужно? – не унимался Валюшок.
– Того после диагностики оставляют в живых и гонят в рабочий лагерь. Поэтому я и сказал, что некоторые в принципе смогут вернуться. Лагерь – не каторга, выжить можно… Несчастными забитыми животными с навеки потухшим взглядом, но они вернутся. И им уже ничего не понадобится, в том числе и наркотиков. Расслабься, Леха. От наркоты только одно верное средство, которое помогает всем, – пуля в голову.
У табачного киоска возле «Праги» Гусев притормозил и заглянул в окошко.
– Как дела? – спросил он.
– Вашими заботами, – сообщили ему из-за витрины.
– Больше не приходили?
Валюшок ответа не расслышал. Гусев довольно хмыкнул.
– Если что – тут же звони, – сказал он продавцу. – И не в милицию, а сразу к нам. С тебя «Кэптэн Блэк». Нет, не эти. Мне темные, с ароматизатором.
На прилавок легли сигареты. Одну сторону пачки целиком закрывала белая наклейка с крупной надписью «ТАБАК УБИВАЕТ».
– Ого, – пробормотал Гусев. – Началось. Как ты там сидишь, бедняга, к тебе же все пачки на витрине этой стороной повернуты…
– Ужас, – согласился продавец. – До костей пробирает. Брошу курить на фиг. Хорошо еще на водке не догадались какую-нибудь пакость написать.
Гусев сочувственно кивнул, расплатился, положил сигареты в карман и обернулся к Валюшку. Выражение лица у Гусева оказалось неожиданно злое.
– Не озирайся так по сторонам, ты, рейнджер недоделанный… – прошипел он. – Витрина не хуже зеркала, все отлично видно.
– Виноват, – пробормотал Валюшок.
– Запомни на будущее. Тебя из-за этого мотания головой могут принять за моего охранника, причем за хорошего охранника, потому что ты на телохранителя совершенно не похож. А нам это надо? Я еще пожить хочу, да и тебе советую. Ты не осматривай пространство хозяйским глазом, а живи в нем. Ну, если очень хочется озираться – делай это небрежно и беззаботно. Мы не патрулируем территорию, мы просто идем сквозь нее по своим делам.
– Понял.
– Молодец. Пошли.
Чисто выскобленные ступеньки вели под Новый Арбат, на ту сторону. Под землей, у стеклянных дверей перехода, стоял небольшой столик, заваленный разнокалиберными плюшками и напитками. Возле столика двое милиционеров, добродушно посмеиваясь, копались в товаре. Продавец широко улыбался.
У противоположной стены очень кстати обнаружилась урна. Гусев тут же к ней пристроился и начал распечатывать сигареты. Пачка ему досталась строптивая, и обертка улетела в мусор не раньше, чем нагрузившиеся провиантом милиционеры отошли от столика. Гусев отловил их уже на ступеньках.
– Сдается мне, сержант, что этот продавец тебя подставить решил, – ласково сказал он на ухо одному из них.
Сержант оглянулся, подпрыгнул и уронил себе под ноги ватрушку. Его напарник тоже ощутимо переменился в лице. Потому что Гусев слегка распахнул куртку, и на груди его ярко переливался всеми цветами радуги голографический значок АСБ.
