Ручка на двери туалета. Если Фокс вернется и еще раз позволит ей сходить в туалет, может, удастся вырвать ручку, отломать ее…
Что он сделает с ними, когда получит деньги?! Сознание затуманилось. Время… сколько времен время идет… день сейчас или ночь… отдаленный шум поездов… приди за нами, Стив… я обвиняю вас, мисс Мартин… это и важно, мисс Мартин… никто не слеп так, как не желающий видеть… я люблю тебя, Шэрон я ужасно скучал по тебе… большие ласковые руки на ее лице…
Большие ласковые руки на ее лице. Шэрон открыла глаза. Над ней склонился Фокс. С ужасающей мягкостью его руки скользили по ее лицу и шеи. Он снял с нее повязку и поцеловал. Обжигающие губы, мокрый рот. Она попыталась отвернуться. Не получилось.
— Все кончено, Шэрон, — прошептал он. — Деньги и у меня. Я должен идти.
Шэрон вгляделась в его лицо. Черты проступали как в тумане — блестящие глаза, пульсирующая жилка и тонкие губы…
— Что вы собираетесь сделать с нами? — Говорить, было тяжело.
— Я оставлю вас здесь. И скажу Петерсону, где вас забрать.
Он лгал. Как прежде, он завлекал ее в ловушку, играл с ней. Нет, это она попыталась обмануть его, и тогда он ее оттолкнул.
— Вы убьете нас.
— Правильно, Шэрон.
— Вы убили мать Нила…
— Правильно, Шэрон. А, совсем забыл. — Он наклонился и что-то развернул. — Я прикреплю это к остальным. — Он помахал чем-то у нее над головой. На нее смотрели глаза Нила, глаза на распростертом теле, с затянутым на шее шарфом… Горло сдавил крик, оттолкнув боль и головокружение. Шэрон поняла, что голова у нее ясная, она может смотреть на фотографию и в блестящие безумные глаза человека, держащего ее.
Он вешал снимок на стену над раскладушкой… аккуратно, словно выполнял ритуал.
Шэрон с ужасом следила за ним. Неужели он сейчас убьет их, задушит, как тех женщин?
— Сейчас я поставлю будильник.
— Будильник?
— Да. Он прозвенит в одиннадцать тридцать, и взорвется бомба. Ты ничего не почувствуешь, Шэрон. Тебя просто не будет… и Нила не будет… и Рональда Томпсона не будет…
Аккуратно, бережно он открыл свой чемодан. Вынул будильник, сверил с наручными часами и установил время: восемь тридцать. Среда, восемь тридцать утра. Сигнал он установил на одиннадцать тридцать. И начал подсоединять к будильнику провода.
Три часа.
Он осторожно поднял чемодан, положил в углубление перед дверью. Циферблат был развернут к ней. Стрелки и цифры светились в темноте.
— Ты хочешь чего-нибудь перед моим уходом, Шэрон… стакан воды… или поцелуй на прощанье?
— Я бы хотела сходить в туалет.
— Конечно, Шэрон. — Он наклонился, развязал ей руки, поднял. Ноги не слушались. От боли она задрожала. Глаза застилала черная пелена. Нет… нет… нет… она не может потерять сознание.
Он оставил ее в темной каморке. Она схватилась за ручку и изо всех сил дернула ее, молясь, чтобы та не затрещала. Легкий щелчок. Ручка отломилась. Шэрон провела пальцем по отломанному краю, ощупала зазубрины. Сунула ручку в карман юбки. Если он заметит выпуклость, то решит, что это ее кулак.
Получилось. Он торопился убежать отсюда. Бросил ее на кровать, быстро связал ей руки. Шэрон удалось держать их не очень плотно. Веревки стянули руки не так сильно, как раньше. Рот опять залепила повязка.
Он склонился над ней.
— Я мог бы так любить тебя, Шэрон, и ты могла бы полюбить меня.
Быстрым движением он сорвал повязку с глаз Нила. Нил заморгал, глаза у него опухли, зрачки стали огромными.
Фокс посмотрел на него в упор, перевел взгляд на фотографию на стене и снова на Нила.
Потом резко отпустил голову ребенка, повернулся, выключил свет и в последний раз вышел из комнаты.
Шэрон посмотрела на светящийся циферблат. Восемь тридцать шесть.
38
Кровать Гленды была забросана бумагой — скомканными и начатыми заново листами.
— Нет… четырнадцатого я не сразу отправилась к врачу. Я заехала в библиотеку… запиши, Роджер… там поговорила кое с кем…
— Я начну с новой страницы. Эта уже вся исписана. С кем ты разговаривала в приемной врача?
Они скрупулезно восстанавливали каждую подробность прошедшего месяца. И ни одна не выводила на человека, называвшего себя Фоксом. В четыре утра по настоянию Гленды Роджер позвонил в ФБР и попросил к телефону Хью. Тот рассказал им о встрече.
— Похититель обещал, что Шэрон и Нила можно будет забрать в половине двенадцатого, — сообщил Роджер Гленде.
— Но они же ему не верят?
— Нет, не верят.
— Если это кто-то, кого я знаю, то он из нашего района. Тогда и Нил его знает. И он не выпустит Нила.
— Гленда, мы с тобой так устали, что уже не можем думать. Давай поспим несколько часов. А потом, может, ты вспомнишь. Подсознание работает во сне.
Ты же знаешь.
— Ну, хорошо, — она принялась устало складывать листки в хронологическом порядке.
Роджер завел будильник на семь. Они спали три часа — тяжелым, беспокойным сном.
В семь Роджер сделал чай. Гленда положила под язык таблетку нитроглицерина, умылась, вернулась в кровать и взяла блокнот.
В девять приехала Мэриан. В девять пятнадцать она наведалась к Гленде.
— Мне так жаль, что вы нехорошо себя чувствуете, миссис Перрис.
— Благодарю за сочувствие.
— Не буду вам мешать. Если не возражаете, я потихоньку буду убирать комнаты на первом этаже.
— Прекрасно.
— Тогда к концу недели нижний этаж будет чистым. Вы же любите, когда в доме все блестит, да?
— Да, спасибо.
— Я очень рада, что не подвела вас из-за неполадок с нашей машиной…
— Муж что-то говорил мне об этом, — Гленда выразительно держала наготове ручку.
— Просто ужас. Только потратили четыреста долларов на ремонт. Мы бы не стали столько тратить на старую машину, но Арти такой хороший механик, и муж сказал, что дело того стоит. Ну, я вижу, вы заняты. Хватит мне болтать. Хотите перекусить?
— Нет, спасибо, миссис Воглер.
Дверь за ней закрылась. Через несколько минут вернулся Роджер.
— Я позвонил на работу. Сказал, что меня грипп прихватил.
— Роджер… подожди минутку. — Гленда нажала кнопку на магнитофоне. Снова зазвучала знакомая фраза: «Приезжай на заправку „Эксона“…» Она выключила запись. — Роджер, а когда мы проходили техобслуживание?
— Чуть больше месяца назад. Билл Люфтс порекомендовал одну мастерскую и сам туда съездил.
