Лицо у Ника еле заметно переменилось. Самую малость, но достаточно, чтобы Харви понял – вошла Сабрина.
Не было сил смотреть. Он лишь ловил ее уголком глаза. Сабрина надела ярко-красное платье – как Харви ни отговаривал, – и оба, она и Ник, прекрасно умели танцевать. Это было невыносимо.
Зато Харви мог смотреть на Роз. Она была красива всегда, но сегодня – как-то по-особенному, потому, наверное, что частичка ее золотистого очарования предназначалась ему.
Роз тоже посмотрела на него. Он улыбнулся ей робко, восторженно. Потом заметил, что на него темным взором смотрит Ник Скрэтч. Темный взор чародея – это пугает.
– Не думаю, Гарри, что мы когда-нибудь поладим, – протянул он.
– Меня зовут не так!
Ник скорчил удивленное лицо:
– Прости, деревенщина. Совсем забыл. Да и какая разница? Мы с Сабриной идем Тропой ночи. А ты остался далеко позади. Ну, пока. Увидимся. Или нет.
– Тропой чего?
Но Ник уже устремился к Сабрине.
Бывают ли у ведьм нормальные названия, без зловещей ауры? Или у них всегда Тропа ночи, Занавес тревоги, Ванна темных ужасов? И вообще Ник Скрэтч – мерзавец.
Ник много раз называл его Гарри. Харви был на сто процентов уверен, что он делает это нарочно. Ник, как и многие крутые ребята, недолюбливал Харви, но с каким-то зловредным оттенком. Потому что Ник Скрэтч мерзкий тип. И Харви мог его ненавидеть сколько душе угодно.
А потом Ник Скрэтч оказался героем.
Харви вздохнул, поставил кофейную чашку на стопку бумаг. Затем поднял чашку. Сабринина тетя Зельда читала газеты на пятнадцати разных языках. Она вселяла ужас, но была умна и внушительна.
Как хорошо дома у Сабрины.
Но если он оставит кофейный кружок на Зельдиных газетах, то вылетит как пробка.
Однако в стопке лежали не газеты.
Харви бросил взгляд на верхнюю страницу.
Пышнотелая ведьма упала в сладкие объятия своего демонического любовника.
– Я должна вернуться к своей бесчувственной неблагодарной сестре, но жажду твоих прикосновений.
– Ты должна быть моей! – вскричал страстный инкуб, прижимая ее роскошные формы к своему телу. Она почувствовала, как бьется – среди всего прочего – его сердце. – Пламя моей мужественности нельзя загасить!
Она запрокинула голову. Он натянул сковывавшие его цепи, и любовники слились воедино, озаренные чистым сиянием любви и охваченные жарким багровым облаком желания, которому никто, ни в магическом мире, ни в инфернальном, не может противостоять…
– Боже милостивый, – прошептал Харви.
– Дорогуша, студенты академии недовольны твоим языком, – послышался из дверей голос Хильды Спеллман.
– Простите, мисс Спеллман.
Ее небесно-голубые глаза остановились на бумагах.
– Харви, милый, ты что-нибудь прочитал?
Харви закашлялся так, что чуть не задохнулся. Хильда подошла и посмотрела на только что прочитанную страницу.
– Не лучшая из моих работ.
– О! Так это написали вы?
Хильда снисходительно отмахнулась, чуть не вывернув руку.
– Ого, – выдавил Харви. – Какая вы умная. То есть… я всегда это знал, просто никогда не встречал настоящего писателя.
Рука Хильды завершила круг и потрепала его по голове.
– Спасибо, милый. Я так устала от всех этих приключений в академии, с кошмарным Зельдиным мужем и бедным Ником, что захотела написать о счастье и любви. Эта книга еще не напечатана. Будь добр, пожалуйста, никому не говори. Не хочу, чтобы Зельда сдерживала мой творческий полет.
– Непременно, – усмехнулся Харви.
– Это будет наш секрет. – Она прижала палец к губам.
У него появился секрет с Сабрининой тетей Хильдой. Да еще какой интересный.
Харви отважился еще раз взглянуть на страницы. Сначала он был потрясен, но рассказ действительно оказался о радости и любви. И не хотелось ни о чем спрашивать этого ужасного Мелвина. Лучше спросить у нее.
– Мисс Спеллман, – начал Харви, – вы всегда так добры ко мне…
– Да, Харви, потому что я тебя люблю, – ответила Хильда. – Сам знаешь.
Харви онемел.
– Я, гм, я не… Я…
Ну и тупица же он. С тем же успехом она могла бы сказать, что любит сладости. И все равно приятно. Не важно, всерьез это или нет.
Хильда обняла его за шею, положила подбородок на макушку.
– Я тебя люблю. Вот уж сама не думала. А еще я любила Диану. Сабринина мама была такая чудесная…
Харви вспомнил Сабрину.
– Надо думать.
– Когда она умерла, я сказала себе: любить людей – это слишком больно, они такие хрупкие. А ведь многие ведьмы любят. Но ты провожал Сабрину домой – и какие были у тебя глаза! Как у малыша-призрака, умершего от голода. И ты просто окутывал ее своей любовью. Одни могут дарить только ту любовь, какую получают, а другие создают ее внутри себя. И какую бы жестокость они ни вдыхали, на выдохе всегда источают любовь. И всю свою жизнь до последнего дня они проводят в любви.
– Как вы. – Харви засмущался, и слова вырвались сами собой. – Я… я вас тоже люблю.
Хильда с улыбкой поцеловала его в макушку. Она самая добросердечная женщина в Гриндейле, а может, и на всем свете. И она его любит.
– Вот потому я тебя и полюбила. А теперь люблю доктора Цербера. Какая-то я неправильная ведьма.
– Вы самая лучшая из ведьм.
Хильда покачала головой:
– Мне хотелось, чтобы у Сабрины всегда было то, что я увидела, когда она впервые привела тебя в дом. А Нику Скрэтчу я не доверяла. Наш Темный повелитель – принц обмана. Ложь слетает с языка ведьм столь же легко, как заклинания. Я думала, он ее непременно обманет. Боялась за нее и не смогла разглядеть, что он всего лишь мальчишка. Он ее любил, как умел. Надо мне было относиться к нему добрее.
– Мне тоже, – проговорил Харви. – Я его никогда не любил. Даже не пытался.
Хильда опустилась на стул рядом с ним. Харви сжал ей руку. Очень хотелось сказать Хильде: «Мы его вернем».
Она бы обрадовалась.
– Знаешь, что означает имя «Хильда»? – спросила она. – «Битва». А знаешь, что означает имя «Харви»?
Он покачал головой.
– «Готовый к битве». Оба мы с тобой бойцы, милый, каждый по-своему. И мы пройдем через эти темные времена. Хочешь, оставайся на обед.
– Нет, нет. Спасибо. – Харви встал, склонился и поцеловал Хильду в щеку. «Спасибо за любовь ко мне».
Он вышел из дома Спеллманов, шагая через две ступеньки.
