Тео прокашлялся:
– А если люди спрашивают, не стыдишься ли ты своей… дочери? Что ты им отвечаешь?
– Говорю, что горжусь своим мальчиком, – ответил отец.
Тео прижался щекой к отцовскому плечу, а тот продолжал все так же кропотливо зашивать свои рубашки. Потом Тео сказал, что ему надо увидеться с Сабриной. А перед уходом положил в карман маленький швейный набор.
«На слове “сын” он всегда запинается», – пропела птица на левом плече.
– Но всегда произносит, – ответил ей Тео и захлопнул дверь. – Послушай, птичка. Ты всегда говоришь правду, но правда не обязательно должна быть гадкой. Ты ведь это понимаешь, да?
Немного помолчав, птичка согласно чирикнула.
Тео сел в грузовичок и поехал сквозь ночную тьму, сгущавшуюся среди деревьев.
«Ты любишь отца, – сказала птица, – но не любишь этого невесть куда запропастившегося парня. Так ради чего все эти старания?»
С одной стороны, Ник, конечно, красавчик. И, что важнее, теперь Тео убедился, что он еще и порядочный. А ведь поначалу принял Ника за подонка.
Когда они впервые все вместе пошли гулять, Тео обратил внимание, с каким восторгом Ник смотрит на Сабрину, когда она всего лишь заказывает молочный коктейль. Сабрина заметила это, и он стал рисоваться.
– Мне тоже взбитого молока, – потребовал Ник.
– Ванильного? – спросила официантка.
– Только не это.
Тео закашлялся. Ник ухмыльнулся. Потом поймал взгляд Сабрины, указал на проигрыватель в углу, и тот волшебным образом заиграл. Этим он добился от Сабрины озорной улыбки.
Потом к столу подошел Харви, и все пошло наперекосяк.
Харви назвал Ника чуваком. Ник снисходительно усмехнулся и назвал Харви Гарри.
– Ник, – упрекнула Сабрина. – Его зовут Харви.
Тео взирал на Ника с прохладцей. Если уж ухаживаешь за девушкой, вряд ли забудешь, как зовут ее бывшего. Ник хотел унизить Харви. А Тео не любил тех, кто унижает других.
В тот день, когда отворились врата ада, их компания собралась у Сабрины. Сабрина вышла вперед и крикнула:
– Харви!
Она в своем репертуаре – первым делом всегда замечает его.
А Ник крикнул:
– Гарри!
«Прекрати, мерзавец, – подумал Тео. – А мы с Роз что, стали невидимками?»
Но тут заговорила Сабрина, и Тео отвлекся от этих мыслей. Она рассказала, что Сатана пришел уничтожить их.
Тео заметил, как Ник вздрогнул:
– Придется тебе, деревенщина, перетерпеть это!
Пока Сабрина и Харви придумывали типичную для них обоих схему – как взорвать врата ада динамитом, – Ник, видимо, пересматривал свои взгляды на жизнь.
Ник перевел взгляд с Харви на Роз, потом на Тео. Он стал спорить с Сабриной, но, как видел Тео, делал это нехотя.
– Это же всего лишь люди…
«Николас, – подумал Тео. – Мальчик мой. Пытаться разубедить Сабрину и Харви – затея безнадежная. Вспомнить того птенца-стервятника».
Тео не собирался сражаться с друзьями. Он готовился к сражению с демонами. Апокалипсис приближается, пришла пора разрядить обойму. Но Ник хотя бы пытался уберечь людей. По словам Сабрины, большинству ведьм плевать на человеческие жизни. А Ник, по-видимому, не такой.
Потом, в грузовике, Тео спросил:
– Ник Скрэтч считает, будто ты живешь в деревне?
На самом деле единственным деревенским жителем среди них был Тео.
– Нет, – ответил Харви, – просто он иногда называет меня деревенщиной.
– А почему?
– Потому что подонок, – буркнул Харви, подкручивая рулевое колесо ключом.
Ник Скрэтч придумал для Харви особое шутливое прозвище, но делал вид, будто забыл его имя. Это было так откровенно наигранно, что Тео даже умилился. Ник обращался так с Харви не потому, что хотел унизить; он сам чувствовал себя жалким, а почему – Тео никак не мог понять. Ну ладно, решил Тео, Ник Скрэтч не мерзавец. Просто, как и многие другие, тронулся умом от любовных драм. Он всего лишь пустышка, от которого требуется только одно – познакомить Тео с каким-нибудь крутым парнем-чародеем.
Но Ник так и не успел этого сделать. Его низвергли в преисподнюю.
Вспомнив про преисподнюю, Тео словно наяву увидел, как это было: распахнулись адские врата, изнутри дохнуло неимоверным жаром и ударил ослепительный свет. Тео бросился вперед, чтобы закрыть их. Даже этого краткого мига оказалось достаточно.
Тео сбавил ход грузовика.
– Мне нравится Ник, – сказал он птице, задававшей вопросы. Другая птица обычно сидела и помалкивала, и Тео против нее ничего не имел. – И я люблю своих друзей.
«Сильнее, чем отца?»
Дяди Джесса больше нет в живых. У отца остался только Тео.
Сабрина объясняла, что Сатана нарочно свел ее с Ником, а она об этом даже не догадывалась. Сатана повел себя, конечно, гадко, но и Сабрина, и Роз утверждали, что Ник ни в чем не виноват.
А бедному Харви никто не объяснил эту сатанинскую конструкцию. Когда Харви узнает, быть беде. Тео и сам не одобрял того, что натворил Ник.
«Пусть этот тип остается в аду и несет ответственность за свои дела, – предложила птица. – А ты оставайся с отцом и найди любовь всей своей жизни».
– И что подумают обо мне друзья?
Впереди сгущалась толпа крылатых демонов. Он понял, что вся дорога укутана живой тьмой. Демоны взгромоздились на кабину, их крылья застилали заходящее солнце.
Тео нажал на газ и направил грузовик в самую гущу. Демоны завопили. В Тео пылала та же ярость, с какой он набрасывался на школьных подонков, хотя и понимал, что не победит ни в одной драке. Но от драк ни разу в жизни не убегал.
«Левее», – сказала птица на левом плече.
Тео крутанул руль влево, раздавил еще одного демона и чуть не врезался в элегантный черный лимузин.
Машина остановилась. Из нее вышла Зельда Спеллман, поправила кружева на изящной шляпке и заорала:
– Люкс сит!
Вокруг нее демоны вспыхнули ярким пламенем. Багровые угли мерцали в воздухе и гасли у нее под ногами. Зельда подошла к грузовичку и резко постучала по дверце кабины.
– О, здравствуйте, мисс Спеллман, – просиял невинной улыбкой Тео.
Зельда прищурилась:
– Надеюсь, ты не возился с магией? Не менял ничего в себе?
– Нет, честное слово. Подумывал об этом, конечно. Когда не чувствовал себя самим собой. Но понял, что если я что-нибудь изменю, то все равно не почувствую себя самим собой. Уж лучше буду таким, как есть.
Раньше он часто представлял, как хорошо было бы иметь большое мускулистое тело, да и – что греха таить – иногда задумывался над этим и сейчас, но… Все гораздо сложнее. Он не хотел никуда спешить, не хотел менять ни тело свое, ни разум до тех пор, пока не поймет – так надо. Это ведь его тело и его разум.