— То есть вы полагаете, что Слейтер подпоил вашу сестру, а потом, когда она уснула, Питер утопил ее в бассейне?
— Я убежден, что в бассейн ее сбросили — либо Питер, либо Слейтер. Слейтер заявил, что ту ночь провел у себя дома, но это всего лишь слова. Я не буду удивлен, если Слейтер помог Питеру избавиться от тела Сьюзен Олторп. У него вполне хватило бы преданности. И низости тоже.
— Почему бы вам не пойти с вашей версией в прокуратуру, ведь ваша матушка не узнает, что вы нарушили данное ей слово?
— Потому что я не хочу, чтобы имя моей сестры полоскали в грязи, и неизвестно еще, ради какого результата. Я могу подкинуть им мотивы и версию, но неизбежно произойдет утечка и какой-нибудь журналист пронюхает об этой истории.
Николас Греко вспомнил, как разговаривал со Слейтером у него дома. Слейтер тогда явно нервничал, подумалось ему. Он что-то скрывает и очень боится, как бы это что-то не стало явным. Может, это что-то — его причастность к гибели Сьюзен Олторп или Грейс Кэррингтон… или даже обеих сразу?
— Я согласен заняться вашим делом, мистер Мередит, — услышал Греко собственный голос. — Ваши обстоятельства я немного себе представляю и поэтому готов снизить свою обычную таксу. Можно включить в наш договор условие, что в том случае, если вы получите значительную компенсацию, потом доплатите мне из этих денег.
34
Я уловила в Питере какую-то внутреннюю перемену; он словно дошел до предела. Спали мы оба хорошо, слишком вымотались, но, думаю, отчасти еще и потому, что понимали: мы на войне. Первую битву выиграли наши противники, и теперь нам необходимо было собрать все силы и достойно встретить то, что было нам уготовано.
Когда в половине девятого утра мы спустились вниз, Джейн Барр уже накрыла стол к завтраку в малой столовой и поставила на буфет свежевыжатый сок и кофе.
— Почему бы и нет? — согласились мы, когда она предложила поджарить яичницу с беконом, хотя я и дала себе твердое обещание, что в дальнейшем так питаться не буду.
Всегдашних утренних газет на столе не оказалось.
— Просмотрим их потом, — предложил Питер. — Все равно мы уже знаем, о чем там пишут.
Джейн налила нам кофе и ушла в кухню готовить завтрак. Питер дождался, когда она скроется, и лишь потом заговорил.
— Кей, — начал он, — тебе не надо объяснять, что борьба будет долгой. Большое жюри присяжных постановит, что меня надо судить, мы оба это понимаем. Затем назначат дату суда, до которого может пройти еще год с лишним. Употреблять в таких условиях слово «нормальный» просто смешно, и все же я это сделаю. Я хочу, чтобы до тех пор, пока я не предстану перед судом и присяжные не вынесут свой вердикт, мы с тобой жили нормальной жизнью, насколько это в человеческих силах.
Я не успела ничего ответить, потому что он продолжил:
— Мне позволено покидать поместье для встреч с адвокатами. Я намерен встречаться с ними как можно чаще и делать это буду на Парк-авеню. Винсу придется стать моими глазами и ушами в совете директоров, но и в Нью-Йорке он тоже будет бывать часто.
Питер отхлебнул еще кофе. Пока он молчал, я вдруг поняла, что за две недели так свыклась с постоянным присутствием Винсента Слейтера, что без него мне даже как-то не по себе.
— Гэри может отвозить нас на Манхэттен и привозить обратно, — продолжал между тем Питер. — Я намерен получить разрешение бывать в Нью-Йорке как минимум трижды в неделю.
В словах Питера и в его лице была воля и решимость.
— Кей, — добавил он, — я знаю, что никогда не смог бы причинить зло другому человеку. Ты мне веришь?
— Верю и не сомневаюсь, — ответила я.
Мы через стол протянули друг к другу руки, и наши пальцы переплелись.
— Мне кажется, я влюбилась в тебя в ту же самую минуту, как только увидела, — сказала я. — Ты был весь погружен в свою книгу, и казалось, тебе очень уютно в твоем большом кресле. А потом ты поднялся, и очки съехали у тебя с носа.
— А я влюбился в прекрасную девушку с непокорными волосами, выбившимися из прически. Мне сразу вспомнились строки из «Разбойника» Альфреда Нойеса: «Бэсс, хозяйская дочь, с волосами чернее, чем ночь, в косы алую ленту вплетает, любви талисман». Вы в школе его учили?
— Конечно. У него такой ритм, будто топот конских копыт. Только кое-что не сходится: я садовничья дочь, а не хозяйская, — напомнила я ему. — И косу я не ношу.
— Ну и что?
Удивительно, но в то утро я то и дело вспоминала об отце. На ум мне пришли слова Мэгги о том, что он любил работать в поместье Кэррингтонов, и в особенности его привлекала возможность творить с садом, что ему вздумается, не заботясь о расходах.
За яичницей с беконом (о том, сколько там холестерина, я старалась даже не думать) я спросила об этом у Питера.
— Мой отец был человеком одновременно прижимистым и склонным к вспышкам расточительства, — сказал он. — И я намерен донести этот момент до наших высокооплачиваемых адвокатов. Если Мария Вальдес отправилась к себе на Филиппины, потому что у нее тяжело заболела мать, с него вполне сталось бы выписать ей чек, чтобы помочь с оплатой лечения. И в тот же самый день он мог устроить Элейн страшнейший скандал из-за стоимости сервиза, который она заказала.
Я вспомнила, как Питер велел мне нанять декоратора и переделать все в доме по своему вкусу.
— Похоже, у тебя с ним не очень много общего, — заметила я. — Во всяком случае, в отношении переделки дома ты предоставил мне полную свободу.
— Вообще-то в некоторых вещах я очень даже на него похож, — возразил Питер. — К примеру, он был вне себя, когда Элейн наняла повара, дворецкого, экономку и горничных. И я тоже предпочитаю, чтобы домом занималась пара вроде Барров, которая на ночь уходила бы к себе домой. С другой стороны, я никогда не понимал, отчего отец так убивался из-за повседневных трат. Должно быть, это все гены нашего предка, который начинал без гроша в кармане и сколотил состояние на нефтяных скважинах — говорят, он был скупердяй из скупердяев. Сомневаюсь, чтобы он стал платить за семена травы, не говоря уже о многочисленных дорогущих посадках.
Мы покончили с завтраком, и Питер занялся текущими делами. Он позвонил на мобильный Коннеру Бэнксу и поручил ему получить для нас разрешение приехать в Нью-Йорк на встречу с адвокатами у них в конторе. Потом несколько часов разговаривал по телефону с Винсентом Слейтером и своими сотрудниками.
Я вдруг поняла, что мне не терпится поехать вместе с Питером в город. На этот раз мне не было смысла присутствовать на встрече Питера с юристами. Вместо этого я собиралась наведаться в свою маленькую квартирку. Там до сих пор оставались кое-какие из моих любимых зимних вещей, к тому же я хотела захватить несколько фотографий в рамках, на которых мои родители были сняты вместе.
Питер получил необходимое разрешение на выезд из поместья, и где-то после полудня мы двинулись в направлении Нью-Йорка.
