– Что вы сделаете с нами?
– Ах, это… Мой мальчик, тут я не стану скрывать, это будет малость неприятно. Но зато потом вас ждет спокойствие. На целую вечность. Это все? Нет? Еще что-то?
– Да! Почему предыдущие жильцы этой квартиры съехали и почему вы их не…
– …не убил? Ты тоже находишь этот факт достойным сожаления, да? Представь себе, я не мог этого сделать. Я же был заточен в этом крошечном чулане. И вышел я из него только благодаря гениальной идее, пришедшей в голову твоим родителям, – превратить его в карцер. Я горячо благодарен им. Да здравствуют наказания по старинке! Да здравствует традиция!
– Почему же торговка овощами говорит, что здесь живут привидения?
– Мне надо было выгнать этих дебильных жильцов, чтобы на их месте поселились более подходящие, вроде тебя, понимаешь? И я начал стенать, смеяться – это весьма удивительно, но говорят, у меня скрипучий смех, – я пел наши песни и стучал в такт по стенам. Они все тут же смылись! Так, ну, я не то чтобы заскучал с тобой, мой дорогой Эдгар, но…
– Подождите! Подождите еще! Вы сказали «наши песни». А откуда вы родом?
– Ха-ха-ха! Это секрет. Разве ты не слышал, что великие «звезды» должны быть немного таинственными?
«Никакая вы не звезда, а липкое чудовище, одетое в безвкусную зеленую куртку!»
Так я должен был ему ответить. Наверное, я не мастер на остроумные ответы, потому что я просто пробормотал:
– Вы злой.
Но для девятилетнего мальчика, столкнувшегося с таоракнаборстильсеном, это было не так плохо. Мои глаза привыкли к полутьме, и я различал все мельчайшие подробности его лица – если это можно было назвать лицом. Впечатление производило не столько его чрезвычайное уродство или странность, сколько источаемая им злость.
– Ну что, теперь моя очередь кусаться. Только на этот раз чуток посильнее…
Пасть на лбу у таоракнаборстильсена распахнулась. И в этот момент чудовище получило удар палкой от метлы.
Послышался звук – скрунк! Монстр выкатил все три своих глаза, как тут – скрунк! – получил еще один удар между ноздрей, то есть по уху. Он рухнул ко мне на кровать, а Жеронима, треснув его в последний раз, окончательно сломала метлу.
Глава 14
Я встретился глазами со своей сестрой. Вид у нее был одновременно довольный и испуганный. Но она никогда не упускает возможности меня уязвить.
– Вот видишь, не зря я за тобой слежу, – сказала она.
Поспорить с ней я не мог. К тому же таоракнаборстильсен сейчас меня беспокоил больше, чем подколки сестры. Я оттолкнул тело, давившее мне на ноги, и выпрыгнул из кровати.
– Надо его привязать!
– Нет, надо позвать маму и папу!
– Жеронима, надо сначала его связать!
– Он без сознания. Мама! Папа!
Сестра кричала во всю глотку. Я зажег свет в спальне и стал искать, чем бы связать монстра.
Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь думал о том, как трудно связать чудовище с двумя ногами и четырьмя руками. На это уходит уйма времени. Слишком много времени. В то время как из комнаты родителей послышались шум и грозные крики, таоракнаборстильсен пришел в себя. И настроение у него было не очень добрым.
– Гардабур! Фикситрит гардабур!
Это были его первые слова. Вероятно, это было на таоракнаборстильсенском. Левый глаз у него полностью открылся, а правый и нижний были наполовину закрыты. Из перекошенного рта на нижнюю часть лба свисал раздвоенный змеиный язык синего цвета. Большое ухо на голове нервно дергалось между двумя трепещущими ноздрями.
– Вакс! Гардабур! Вы… агю! Вы мне заплатите за это!
Не придумав ничего лучшего, я выдернул из розетки прикроватную лампу и попытался связать монстра ее проводом. Зубы таоракнаборстильсена клацнули перед моим лицом, словно волчий капкан. Я откинулся назад, не отпуская хватки, но его куртка была скользкой. Я уцепился за одну из ног существа, обутую в своего рода балетку, тоже зеленого цвета. Но балетка осталась у меня в руке, а чудовище выпрямилось на моей кровати и пронзительно завизжало:
– Йек! Йек! Йек!
По-видимому, таоракнаборстильсен полностью пришел в себя, потому что, когда Жеронима хотела треснуть его обломком метлы, которую ловко держала в руках наподобие бейсбольной биты, он наклонился, и удар пришелся по мне. Бам-бам!
Сестра не стала медлить и извиняться. Она вновь нанесла удар в направлении чудовища, раскинувшего руки в стороны, словно регбист перед броском. Но, похоже, таоракнаборстильсен вдруг передумал: он бросился к окну и с криком выпрыгнул сквозь стекло.
– Йиха! Зюм зюмба!
В эту секунду словно из недр ада возникли папа и мама. Наверное, они в чем-то были не менее страшными, чем чудовище. Волосы у мамы торчали во все стороны, а на щеке, подобно пиратскому шраму, отпечатался след от подушки. Глаза отца были ярко-красные, а круги вокруг них – такими же иссиня-черными, как его борода. Оба тяжело дышали: можно было подумать, что они бежали за автобусом.
Жеронима в крайнем возбуждении показала обломком метлы в сторону окна, из которого дул ледяной ветер:
– Он убежал! Там! Он там!
– Три часа ночи. Вы нам за это заплатите, – сказал отец.
– И еще как! Бить окна посреди ночи! – подхватила мама.
Выражение ее лица было особенно жутким.
– Нечасто вы занимаетесь таким свинством вместе, – заметил отец, скотчем приклеивая на разбитое стекло картонку.
– Придется выдумать какое-нибудь особое наказание, – добавила мать.
Они нам ни на секунду не поверили. Я молча сидел в своей кровати, когда вдруг сообразил: я был слишком шокирован и поэтому не подумал о зеленой балетке, но она-то сохранилась! Я стал размахивать ей.
– Вот доказательство! У нас есть доказательство! Вот оно, доказательство! У нас есть обувь таоракнаборстильсена!
Мама вырвала ее из моих рук.
– Зеленая балетная туфля? Единственное, что по ней можно сказать, так это то, что девочка, которая ее носит, редко моется. Какой мерзкий запах. У вас отвратительная подружка.
– Это не подружка, это…
– Таоракна – как там его, я знаю. Но я тоже умею пошутить, ягнятки мои. Завтра я вам покажу, на что способна.
Продолжая грозить расправой, подходящей нашему случаю, мама повела Жерониму в спальню.
Отец, заклеив разбитое окно, посмотрел на часы:
