На следующий день семья Рут предложила мне остаться пожить в ее доме. До вступления в наследство могут пройти месяцы, сказала Хезер, и она предпочла бы, чтобы дом не пустовал. Так что я еще некоторое время пожила в доме Рут, что в тот момент для меня было настоящим подарком.
Я поняла, что круглосуточная работа сиделкой с проживанием мне не подходит. Я никогда ничего не делаю вполсилы, и теперь мне стало ясно, что от будущих пациентов мне каждый вечер нужно будет уходить домой, отдыхать и восстанавливаться между сменами. Работать сиделкой оказалось куда изнурительней, чем компаньонкой.
В следующие несколько месяцев я наблюдала за тем, как Хезер освобождает дом от вещей, и сама помогала ей. Физический мир Рут разбирался на части по одной вещи за раз – как случается с любым человеком. Я так долго вела кочевой образ жизни, что все еще не хотела обрастать вещами, поэтому отказалась от многих вещей, которые от чистого сердца предлагала мне Хезер. Это были всего лишь вещи, и, хотя они принадлежали моей подруге, я знала, что память о Рут и без них будет жить в моем сердце.
В итоге мне все же полюбились две антикварные лампы, которые я бережно храню и сегодня. Новые владельцы снесли старый дом и построили на его месте новое, современное здание из бетона. Старая плюмерия, которая десятилетиями наполняла дом сладким ароматом «Франжипани», была в мгновение ока уничтожена, а на ее месте появился бассейн. Мне пришло приглашение на новоселье.
Новым хозяевам не нравилось, что в саду живут пауки и все оплетено паутиной. Я и Рут любили сидеть на террасе, любуясь, как паук-золотопряд прядет такую прочную паутину, что ее можно приподнять, чтобы пройти под ней, и она не рвется. Нам обеим это казалось настоящим чудом. Стоя возле бассейна, глядя на новые модные растения, заменившие старый любимый сад, я с радостью заметила, что на одном из новых кустов прядет свою паутину паук-золотопряд.
Я мысленно послала Рут любовь, зная, что в этот день она по-своему передала мне привет. Ее дома больше не было, но дух ее был со мной. Я поблагодарила новых владельцев за приглашение, немного поболтала с ними и пошла к гавани. Усевшись там же, где я сидела в тот день, когда получила печальную новость о болезни Рут, я поблагодарила ее за все, что мы с ней пережили вместе, и за все, чему я научилась за наше знакомство.
Взявшись за эту работу, я получила куда больше, чем бесплатную крышу над головой. Передо мной разворачивался новый счастливый день, и я благодарно улыбалась. А Рут, направив мой взгляд в сторону паука в своем саду, тоже как будто улыбнулась мне в ответ.
Честность и принятие
После смерти Рут у меня некоторое время не было постоянных пациентов, и я подменяла других сиделок. Пересменка была единственной возможностью с кем-то познакомиться и пообщаться. Во время долгих двенадцатичасовых смен единственным моим кругом общения были пациенты, их семья и приходящие на дом медицинские работники.
От этого любые отношения становились особенно личными. Такой график также позволял мне время от времени читать, писать, заниматься медитацией или йогой. Многие сиделки лезли на стену от количества времени, проводимого наедине с собой. Нередко, приходя в дом еще до завтрака, я заставала там включенный телевизор. Но самой мне нравилось одиночество, и долгие часы молчания меня не раздражали. Даже если вокруг находились люди, присутствие в доме умирающего человека обычно создавало тихую, спокойную обстановку.
Так было и в доме Стеллы, утопающем в зелени. Дело заключалось не только в том, что Стелла находилась при смерти: они с мужем вообще были мягкими, спокойными людьми. У Стеллы оказались длинные седые волосы. Впервые увидев ее, я подумала, что она очень элегантна, хотя она и лежала в постели больная. Ее муж Джордж, красивый пожилой мужчина, отнесся ко мне с сердечным гостеприимством.
Необходимость принять, что член семьи умирает, – само по себе огромное жизненное испытание. Но когда этот человек достигает стадии, на которой ему нужен круглосуточный уход, от привычной жизни семьи не остается и следа. Личная жизнь Стеллы и Джорджа, времена, когда в доме не было никого, кроме них, – все это ушло навсегда.
Сиделки приходили и уходили, сменяя друг друга утром и вечером. Одни появлялись регулярно, а другие только раз-другой между собственными постоянными пациентами. Поэтому семье беспрестанно приходилось иметь дело с новыми лицами, новыми характерами и разными методами работы. Очень скоро, впрочем, я стала для Стеллы постоянной дневной сиделкой. К нам также заглядывали дежурная медсестра и врач, специалист по паллиативному уходу.
После Рут начальница осталась мной очень довольна и предложила мне обучение паллиативному уходу, если мне нравится эта область. Я согласилась, потому что чувствовала, что в данный момент жизнь подталкивает меня в этом направлении. Все, чему я научилась благодаря Рут, оказало на меня глубокое воздействие, вызвав желание расти и развиваться в этой области.
Мое обучение свелось к двум семинарам. На одном нам объясняли, как правильно мыть руки. На втором очень коротко показали разные техники для подъема клиентов. Примерно на этом и закончилось мое формальное обучение. Затем меня отправили к Стелле, предупредив не рассказывать ей, что до нее у меня была только одна паллиативная клиентка. Начальница считала, что я справлюсь, и я была с ней согласна.
Я никогда не умела врать. Но когда семья Стеллы стала задавать вопросы о моем опыте, я соврала, потому что мне очень нужна была работа. Вот-вот должны были принять новый закон об обязательных квалификациях для сиделок, а у меня этих квалификаций не было. Впрочем, хотя я ничем не могла доказать свои умения, я знала, что справлюсь с этой работой, потому что у меня были главные необходимые качества: доброта и интуиция. Так что на прямой вопрос я соврала, сказав, что у меня было больше клиентов, чем на самом деле. Эта ложь далась мне с таким трудом, что больше я никогда не врала про свой опыт.
Стелла очень ценила чистоту, поэтому ей каждый день требовалось новое постельное белье. У нее также было развито чувство стиля, поэтому ночная рубашка на ней должна была цветом или узором сочетаться с постельным бельем. Джордж однажды признался мне, смеясь, что получил выговор за постельное белье, которое не сочеталось с выбранной Стеллой рубашкой. Я ответила ему то же, что потом много раз повторяла семьям своих пациентов: «Что угодно, лишь бы она была счастлива».
Лежа в своей тщательно подобранной ночной рубашке, эта высокая элегантная женщина решилась задать мне личный вопрос.
– Вы медитируете? – спросила она.
– Да, – ответила я охотно. Такого вопроса я не ожидала.
– А йогой вы занимаетесь? – продолжила Стелла.
– Занимаюсь, – сказала я, – но не так много, как хотелось бы.
– А медитируете вы каждый день?
– Да, дважды в день.
Я не смогла сдержать улыбки, когда Стелла кротко произнесла:
– Слава богу. Я сто лет вас ждала. Теперь я могу умереть.
