Чтобы по-настоящему исцелиться, необходимо встретиться лицом к лицу со своей болью. Нужно признать свои страдания, увидеть в них возможность для роста и принять необходимость стать больше своей боли. Никто не может пройти наши жизненные уроки за нас. Любовь близких, конечно, помогает, и меня очень поддерживала любовь мамы и нескольких старых друзей. Но исцелить себя я должна была сама. Пришло время заглянуть в себя и очиститься на самом глубинном уровне.
Высвобождение чувств шло через разные каналы. Разумеется, я много плакала. Я записывала свои чувства и мысли на бумагу. Впервые в жизни я пробовала визжать – не кричать, а именно визжать в голос, как дикое животное. К счастью, мой домик стоял далеко от остальных, и я могла делать все, что заблагорассудится. Я визжала все то, что хотела бы бросить в лицо людям, обижавшим меня в детстве и в юности. Я просто визжала, как от боли, безо всяких слов. Я визжала от отчаяния, переполнявшего меня, от злости на сложившуюся ситуацию. Я громко рыдала. Потом я лежала без сил – и понемногу исцелялась.
В более сентиментальные времена я часто говорила, что, проходя жизненные уроки и развиваясь, мы напоминаем раскрывающуюся розу. Мы разворачиваем лепесток за лепестком, пока не доберемся до самой сердцевины, до нежного, прекрасного бутона, который и есть наша суть. В том безнадежном, тоскливом состоянии, в которое я погрузилась, я признала эту теорию никуда не годной и отказалась от нее. Теперь мне казалось более уместным сравнить процесс роста с громадной луковицей, которую надо очистить. Развиваясь, мы снимаем с нее один слой за другим, и с каждым слоем нам все больнее, все сильнее хочется плакать. Именно так я себя и чувствовала. Я чистила громадную едкую луковицу. Каждая пролитая слезинка, каждое написанное предложение, каждая высказанная мысль помогала мне снять с этой луковицы новый слой.
В те дни я даже не пыталась быть счастливой, а стремилась хотя бы быть достаточно сильной, чтобы принять свое состояние. Вначале мне не хватало сил ни на что, только лежать и плакать, а потом с веранды смотреть на природу. Я была совершенно измучена волнами эмоций, которые мне приходилось высвобождать почти ежедневно, но зато проживала каждый день в полном присутствии в настоящем. Временами думать о чем-то, кроме текущего момента, было просто не по силам. Выживать под грузом тяжелейших эмоций – сама по себе достаточная задача. Я впала в оцепенение, эмоционально истощилась и очень сильно устала от жизни.
Несмотря ни на что, я напоминала себе, что быть счастливой – это сознательное решение. Пытаясь двигаться в этом направлении, я сознательно принимала решение встать с кровати, а не валяться в ней весь день, или обратить внимание на что-то красивое в промежутке между приступами плача. Мои крошечные решения и успехи, казавшиеся другим людям незначительными, в то время стали для меня колоссальными достижениями. То, что раньше давалось безо всякого труда, – подняться с кровати, ответить на телефонный звонок, расчесать волосы, надеть чистую одежду, приготовить поесть, – все это теперь было огромным достижением. Мне хотелось только лежать и есть консервированную фасоль прямо из банки.
Я перестала быть прежней Бронни, и, чтобы стать тем человеком, которым мне было предназначено стать, нужно было не отвергать свои чувства, а принять их: позволить им подняться на поверхность и высвободить их раз и навсегда. Каждый из нас лечится так, как считает нужным. Антидепрессанты для меня были не вариантом, хотя я никого не отговариваю их пить. Мне нужно было пройти через депрессию самой.
Каждый день был разным. Некоторые дни были полны мрачных мыслей, слез и горьких сожалений. В другие я была более дееспособной и, двигаясь как в тумане, старалась впрок приготовить себе еды и сунуть ее в морозилку, чтобы не питаться одними консервами в дни потяжелее. Порой я даже находила в себе достаточно сил, чтобы отправиться гулять за холмы, подальше от людей, и просто вдыхать звуки и запахи природы.
Медитация оставалась в моей повседневности. Страшно даже подумать, что бы я делала без нее. Благодаря ей я уже знала, что страдания – это продукт ума. Годы практики помогли мне избавиться от наплыва нездоровых мыслей. Вот и теперь именно медитация стала бесценным инструментом моего исцеления, и я не представляю, как людям удается справиться с депрессией без нее. Она учит нас наблюдать за своими мыслями и осознавать, что мысли – это еще не вы сами. Это порождение ума, который является частью вас, но не вами. К тому же не все мысли в голове – ваши: многие принадлежат другим людям.
Это знание служило мне неоценимым подспорьем, когда я садилась медитировать, – как минимум дважды в день – с твердым намерением по-настоящему овладеть своими мыслями и умом. Было невероятно тяжело продолжать концентрироваться на практике, когда в голове возникали миллионы грустных мыслей и пытались меня отвлекать. Но в основном я справлялась. Наблюдая за своими мыслями, но не концентрируясь на них, я возвращалась в состояние покоя, любви и уверенности. Я знала, что этот хаос рано или поздно закончится, и ощущала, что мирная, спокойная часть меня никуда не делась. Мне нужно было лишь больше усилий, чтобы добраться до нее, – намного больше. Дисциплина, которой требовала от меня медитация, тоже шла мне на пользу. Несмотря на смену настроений, я взяла на себя обязательство и должна была придерживаться его: каждый день садиться и медитировать, как бы мне ни было паршиво. Кого-то в депрессии выручает необходимость ходить на работу или выполнять еще какие-то регулярные действия. Меня спасала практика медитации.
Я старалась не забывать о той прекрасной жизни, которая ожидает меня, если я сумею прорваться через свою боль и исцелиться. Это помогало держаться за надежду, пока хватало сил. Когда боль из прошлого затмевает настоящее, только надежда на будущее дарит нам хоть какую-то радость. Поэтому надежда играла в моем исцелении большую роль. В моменты частичного затишья я представляла, как вновь буду жить полноценной жизнью, использовать дарованные мне таланты, зарабатывать на хлеб любимой работой, смеяться с друзьями, наслаждаться покоем у реки. Как осмелюсь вновь полюбить и рожу ребенка. Но в основном я мечтала просто о том, чтобы опять ощутить себя счастливой, просыпаться по утрам и радоваться тому, что жива. Я хотела быть счастливой и с усилием пыталась вспомнить это ощущение. Да, я надеялась на счастье.
Единственное, что у меня получалось хорошо, – это как можно осознанней присутствовать в настоящем моменте и стараться в меру сил справляться с этим. Мне очень помогала красота окружающей природы, потому что вокруг домика постоянно что-то происходило, и я полностью погружалась в момент, наблюдая за насекомыми и птицами, слушая птичий щебет, любуясь непрерывно меняющимся небом.
Меня также поддерживала замечательная соцработница, к которой я обратилась за помощью. Она не только практиковала те же техники медитации, что и я сама, но и послужила для меня в некотором смысле зеркалом. Благодаря ее помощи я начала смотреть на себя иначе, чем раньше, куда более добрым взглядом, отдавая должное своему прекрасному сердцу. Я также начала понимать, сколько сил вкладывала в заботу обо всех, кроме себя, в глубине души не веря, что я ее заслуживаю. Во многом это происходило потому, что я когда-то поверила словам других людей, уверявших, что знают меня, но на самом деле нет. Их мнения, как оказалось, все еще на меня влияли. Я исполнилась решимости навсегда порвать с вредными шаблонами мышления. Я также поняла, что беру на себя слишком много чужой боли, стараясь всех спасти, даже когда мне самой очень плохо. Нельзя спасти утопающего, если утонешь раньше, чем до него доплывешь. Мне нужно было научиться немного дистанцироваться от тех, кому я сочувствую и помогаю.
