Я сидела с ним рядом и рыдала, уже не сдерживаясь. Иногда стоит лишь чуть приоткрыть кран, и слезы начинают литься ручьем. Я плакала и плакала без конца, даже не зная, о чем все эти слезы. Следующие несколько часов Ленни продолжал спать. Он вполне мог уже не проснуться. Когда слезы иссякли, я просто сидела, глядя на него с нежностью. И тут в комнату вошел Рой.
Я хотела рассмеяться, зная, что Ленни оценил бы юмор ситуации, если бы не спал. Но он спал, и моя слабая улыбка и красные опухшие глаза мгновенно объяснили Рою, что происходит. Ленни мог уже не проснуться. По моим щекам снова покатились слезы. Но это были уже не слезы скорби, а слезы любви, и вскоре я успокоилась.
Рой сел с другой стороны кровати. Он открыл Библию и вопросительно посмотрел на меня. Мое лицо говорило: «Поступай как хочешь, но мне кажется, он предпочел бы тишину». Рой кивнул. Открытая Библия осталась лежать у него на коленях, но читать он не стал. В тот момент я испытала к нему огромную любовь и благодарность за уважение к происходящему. Не то чтобы чтение Библии могло испортить момент, но происходящее в комнате уже было настолько священным, что можно было обойтись и без чтения.
Ленни потянулся за моей рукой, не открывая глаз. Я встала и взяла его ладонь в свою. Его дыхание сделалось хриплым и неровным. Я ощутила запах, который был мне уже хорошо знаком, хотя его и невозможно описать. Это был запах смерти.
Вдруг Ленни открыл глаза, посмотрел прямо на меня и улыбнулся. Но это был уже не мой друг Ленни, которого я узнала и полюбила. Это был Ленни во всем великолепии своей сияющей души. В его улыбке не было и следа болезни. Это была улыбка души, свободной от оков личности.
Это была улыбка чистой любви, радостной и лучезарной.
Я тоже улыбнулась ему, и мое сердце распахнулось ему навстречу. Мы оба радостно улыбались, зная, что в конце не остается ничего, кроме любви. Никогда в жизни я больше не видела такой улыбки и не улыбалась так сама. Это было истинное, ничем не омраченное счастье. Мы улыбались друг другу, лучась от счастья, а время как будто остановилось.
Через некоторое время Ленни закрыл глаза. Умиротворенная улыбка продолжала играть у него на губах. Я тоже продолжала улыбаться, переполненная чувствами, не в силах остановиться.
Пару минут спустя Ленни не стало.
Рой наблюдал эту сцену с другой стороны от Ленни, пораженный до глубины души. Закрыв Библию, он тихо сказал, что понял, как выглядит божья любовь, и что он пережил чудо, увидев покой Ленни перед смертью. Я согласилась, что пути Господни неисповедимы.
Мы с Роем еще немного посидели в тишине. Я знала, что чуду придет конец, как только я сообщу о случившемся сотрудникам дома престарелых, и тянула время, но задерживаться было нельзя. Прощаясь, Рой долго держал мою руку в своих, пытаясь подобрать слова, не зная, что сказать или как описать произошедшее. Казалось, что ему не хочется меня отпускать, как будто лишившись свидетеля чуда, он лишится и самого чуда.
– Нам выпало божие благословение, Рой. Вот все, что нам нужно знать, – сказала я мягко. Он порывисто и крепко обнял меня, как испуганный ребенок, который не хочет оставаться один. – Все будет хорошо, Рой.
– Как я объясню людям, что произошло? – умоляюще спросил он.
– Может быть, никак, – улыбнулась я. – А может быть, у вас и получится. Та же сила, которая подарила нам это чудо, будет с вами рядом, чтобы подсказать нужные слова.
Покачав головой, он с улыбкой произнес:
– Моя жизнь уже не будет прежней.
Я с любовью улыбнулась ему, и мы вновь обнялись.
Закончив с бумажными формальностями, я вышла из дома престарелых. Вокруг Ленни и так суетилась толпа народу, к тому же мы достаточно времени провели вместе. Пробки уже закончились, и мягкий вечерний свет струился сквозь деревья на бульвар, по которому я шла. Мое сердце было открытым и полным радости. Я любила всех и все.
Да, у моей работы были свои плюсы и минусы. Но раз за разом она преподносила мне невероятные подарки.
Все еще на седьмом небе от той любви, которая мне выпала, я шла по улице, широко улыбаясь, а по щекам текли слезы радости и благодарности.
Да, Ленни. Жизнь хороша. Она действительно хороша.
Время перемен
Я так долго ухаживала за умирающими людьми, что чувствовала себя одновременно счастливой и измученной. Благодаря этой работе моя жизнь изменилась в лучшую сторону, но пришло время для перемен. Я стремилась воплотить в жизнь новый проект для заключенных в женской тюрьме: мне хотелось учить их играть на гитаре и писать песни.
Мне предстояло разобраться в куче бюрократических тонкостей, а также в устройстве частного благотворительного сектора – какие фонды могли бы спонсировать мой проект и как правильно подавать заявки. В этом мне помогали несколько женщин, которые вели в тюрьмах театральный кружок. Оказалось, что в свой прошлый приезд в Мельбурн, почти десять лет назад, я жила с ними по соседству, дверь в дверь. Тогда я еще не написала ни одной песни и мне даже в голову не пришло бы преподавать песнетворчество. Но теперь, шагая по знакомой улице к их дому, я чувствовала странную радость, обдумывая, как сильно изменилась моя жизнь и сама я за прошедшее время.
В тюрьмах штата Виктория мне не удалось ни о чем договориться, и я решила попытать счастья в Новом Южном Уэльсе. В это время у меня как раз завязались отношения на расстоянии с мужчиной из этого же штата. Мне не казалось, что из этого романа что-то получится, но дистанция в тысячу километров очевидно не помогала отношениям, так что я решила дать нам шанс познакомиться поближе. В Новом Южном Уэльсе также жила моя любимая двоюродная сестра, которая пригласила меня остановиться у нее на первое время после переезда.
В разработке и осуществлении тюремной музыкальной программы мне больше всего помогала Лиз, взявшая меня под свое крыло. Она настаивала, что можно добиться чего угодно, используя связи и соединяя между собой правильных людей – этот подход помогал не терять мне надежды. Меня также поддерживали слова, которые я часто слышала от пациентов: ничего хорошего нельзя сделать в одиночку. Мы все должны работать вместе.
Лиз объяснила, что мне понадобится покровительство благотворительного фонда. Большинство благотворителей хотели переводить мне деньги через уже существующие фонды, чтобы получать налоговые льготы, которыми государство поощряет официальные пожертвования на благотворительность. Они переводили бы деньги в фонд, а фонд уже оплачивал бы мою деятельность. Найти фонд, согласный выступить посредником, оказалось непростой задачей. Удивительным образом после сотен звонков и писем мне наконец удалось заручиться поддержкой христианской благотворительной организации, связанной с моей первой школой! Тридцать пять лет спустя я вновь оказалась в офисе на окраине Сиднея, из окна которого видно было детскую площадку, знакомую мне с первого класса.
Пока я разыскивала финансирование, меня также очень сильно поддерживал энтузиазм женщины, отвечавшей за обучение и перевоспитание в выбранной мной тюрьме. Это была прогрессивная, полная энтузиазма женщина, безгранично верившая в мою затею. Вначале я вела переговоры еще с двумя тюрьмами. С одной мы сразу не сошлись – там мне сказали, что не смогут предоставить для занятий даже блокноты и ручки. В другой пообещали достать не только блокноты, но и гитары и вообще все, что я попрошу. Однако пока я работала над программой, стало очевидно, что одного класса и одной тюрьмы будет более чем достаточно. Разумеется, я выбрала ту тюрьму, где работала моя единомышленница.