Если бы мы с Флоренс не были в таком дорогом доме, с толстыми стенами и огромной территорией, соседи бы наверняка каждый день звонили в полицию. Ей было неважно, одна она в комнате или нет: она звала на помощь и умоляла выпустить ее из кровати, пока не приходила вторая сиделка. Вместе мы освобождали ее.
Успокоить Флоренс во время приступов было невозможно, и мне было так жаль ее, что иногда хотелось ей уступить. Однако я уже видела ее в приступе паранойи и не готова была рисковать своей безопасностью. Я так и не забыла, как она гналась за мной со шваброй в руках и бешеной решимостью в глазах. Каждый день на время приступа Флоренс вновь превращалась в эту фурию, и я понимала, что лучше довериться мнению профессионалов, назначивших ей определенный уход и лечение. И тем не менее я не могла ей не сочувствовать. Наверное, это ужасно— оказаться пленницей в собственном доме.
Бортики на кровати, требования закона и решения врачей – все это удерживало Флоренс на месте. Но задолго до всех этих факторов она оказалась в ловушке собственной паранойи. Болезнь Флоренс давно лишила ее возможности выходить из дома, заставляя подозревать, что ее могут обокрасть. Хотя большинство людей не заперты в своих домах в прямом смысле слова, нередко мы сами создаем ограничения, которые мешают нам жить.
В детстве старший брат как-то запер меня в ящике. Это был большой деревянный ящик в саду, в стороне от дома. Брат убедил меня залезть внутрь и запер дверь. Но я не чувствовала, что попала в ловушку – я сидела в темноте довольная, ощущая себя в полной безопасности. Уже в три года я любила одиночество и спокойствие. Через некоторое время я услышала голос мамы, которая в панике меня разыскивала. Она выпустила меня на свободу, и я вернулась к хаосу семейной жизни.
Став взрослой, я столкнулась с совсем другими ловушками. Пока я пыталась найти в себе смелость шаг за шагом двигаться по жизни туда, куда мне хочется, мне ужасно мешали прежние шаблоны мышления. Пытаясь высвободиться из этих мной же созданных ловушек, я обнаружила, что особенно нелегко будет побороть страх перед сценой.
Если бы кто-то мне сказал, что фотография и писательство со временем приведут меня на сцену, я бы рассмеялась над абсурдностью этой мысли. Все началось с того, что я стала продавать свои снимки на рынках, а потом в галереях. Их продавалось не так много, чтобы на эти деньги можно было жить, но достаточно, чтобы не бросать фотографию.
Вдохновившись своим скромным успехом, я решила поработать в сфере фотографии и устроилась в профессиональную лабораторию в Мельбурне. К сожалению, это оказалась офисная работа, и, год проскучав в помещении без окон, я признала, что она ничем не лучше моей прежней работы в банке. Мне не представилось ни одной возможности вникнуть в творческую сторону фотографического бизнеса, и я потеряла интерес к этой работе до такой степени, что начала делать глупые ошибки. Помню, что в то время я часто вздыхала; поставив локти на стол и положив подбородок на руки, я пыталась придумать, как мне найти удовлетворение в работе, – и снова вздыхала.
Впрочем, из лаборатории я вынесла понимание, что совершенно необязательно работать в сфере фотографии, чтобы хорошо снимать. С помощью новых друзей, которые хорошо разбирались в цифровых технологиях, я создала небольшую книжку о фотографии и вдохновении. И вновь качество моей работы вызвало много похвал, но недостаточно, чтобы книжку напечатали. Существенным фактором отказа была цена цветной печати, о чем мне и писали издатели, хотя некоторые добавляли, что книга получилась очень красивой.
Несколько лет я безуспешно пыталась найти издателя, отдавая этому предприятию все свои силы. Но мне продолжали приходить письма с отказами, хотя иногда к ним добавлялись слова поощрения. Именно тогда, донельзя расстроенная и разочарованная провалом своих попыток, я взяла в руки гитару. Играть я почти не умела, но все равно сочинила половину своей первой песни. В тот момент я даже не представляла, что он окажется судьбоносным.
Зная о том, как важно принимать настоящее, не сопротивляясь ему, я постепенно признала, что моя книга может так и не увидеть свет. Я решила, что это неважно – в своих глазах я уже преуспела, хотя бы потому, что мне хватило смелости попытаться. Успех не связан с тем, что кто-то согласится или не согласится опубликовать твою книгу. Он связан только с тем, хватит ли тебе смелости быть собой независимо ни от чего. Придя к выводу, что попытки издать книгу преподали мне ценный жизненный урок, я, наконец, сумела отказаться от этой затеи. Возможно, идея этой книги пришла мне только для того, чтобы я могла чему-то научиться. А может быть, для ее выхода еще не наступило время.
Как бы там ни было, мне пришлось отказаться от идеи издать книгу. Я и так уже вложила в это предприятие слишком много сил и теперь чувствовала себя полностью опустошенной. Пришло время вернуться к настоящей жизни и бросить попытки контролировать реальность. Пока я приходила в себя и искала ответы на вопросы, все глубже уходя в медитацию, недописанная песня тоже лежала забытая. Но однажды, приехав домой с очередной практики молчания и медитации, я почувствовала непреодолимое желание вернуться к ней. С этого момента я знала, что писать песни – часть моего предназначения, и в тот же день не только закончила первую песню, но написала вторую. Стоило только начать, и я уже не могла остановиться. Песни так и лились из меня.
В детстве мы с братьями и сестрами устраивали концерты для родных и друзей. Любовь к музыке передалась мне по наследству: позже у моих родителей были другие, более «нормальные» профессии, но, когда они познакомились, он был гитаристом, а она певицей. При всем при этом меня никогда не тянуло на сцену. Даже начав писать песни, я ужасалась при одной мысли о живом выступлении. Многие авторы песен сами их не исполняют, и именно этот вариант меня устраивал. Но чтобы быть услышанной, для начала нужно было выйти на сцену самой.
Долгое время эта мысль пугала меня и тревожила. После длительных поисков работы, которая была бы мне по сердцу, я наконец нашла любимое дело, но оно требовало публичности, а я всегда так любила и берегла свое личное пространство! Я мечтала затеряться в толпе и продолжать жить тихо и незаметно. Жизнь автора и исполнителя песен, как она мне представлялась, была совершенно не для меня.
Иногда нам выпадают уроки, которые можно назвать скорее полезными, чем приятными. Меня раздирали внутренние противоречия. Не помогало и то, что вовсе не все близкие одобрили мое новое поприще.
В тот период я часто приходила на реку и подолгу купалась, пытаясь принять новое направление своей жизни. Прохладная вода очищала меня с каждым взмахом рук. Когда я ныряла и плыла под водой, весь остальной мир исчезал. У реки не было слышно ничего, кроме пения птиц и шума ветерка в кронах деревьев. Этот покой был целителен, и я впитывала его всей кожей. Однажды я даже видела утконоса – очень робкое животное, которое почти никогда не выходит к людям.
Как-то раз, сидя на берегу, чувствуя, как природа магически исцеляет мою усталую душу, я вынуждена была признаться себе в очевидном. В глубине души я всегда знала, что моя жизнь будет до какой-то степени на виду. Все равно я смогу выбирать, что оставить на виду, а что утаить. Моя жизнь принадлежит мне, и я сама буду решать, как ей распоряжаться.
