Звонил Давид Балакян. Александра приняла вызов.
– Саша, я в Москве, – сообщил надтреснутый слабый голос. – После этого санатория самочувствие только ухудшилось. Как там мои картины?
– Давид, мне очень жаль, но эта сделка не состоится. Продавец временно недоступен для общения.
– Как это понимать? – голос собеседника неожиданно окреп. – Что с ним? Он заболел?
– У него неприятности личного характера. Я не могу об этом распространяться. Но не исключено, что у нас все еще получится. Только не прямо сейчас.
– Вы меня разочаровали, – после паузы сказал Балакян.
– Я сама себя разочаровала, – ответила Александра. Но трубка уже молчала.
Игнат нетерпеливо побарабанил пальцами по столешнице из поддельного мрамора:
– Ну так что? Ты согласна? Я заплачу сразу. Деньги при мне.
– Ах, деньги! – воскликнула она, на миг прижав ладонь ко лбу. – Я ведь должна вернуть ему аванс!
– Да чего ради?! – возмутился Игнат. – Он втянул тебя черт знает во что, ты теперь виновата перед клиентами, и вообще, может быть, его посадят! И ты собираешься вернуть ему деньги? Тебе же запретили с ним общаться!
– Это будет последний наш контакт, – Александра снова взяла телефон. – И мне даже незачем с ним встречаться. Я могу оставить конверт с деньгами у секретаря.
* * *
Галина ответила сразу:
– Иван Алексеевич сегодня еще не приезжал, но скоро должен быть. Потом у него весь день расписан, но если ты приедешь быстро, я постараюсь устроить встречу.
– Я поеду на метро, буду у вас минут через двадцать.
– Давай поторопись, а то народ набежит. Сегодня он всем нужен.
Она положила телефон в сумку и поднялась из-за стола:
– Мне надо ехать.
– Ты туда не поедешь! – вскочил Игнат.
– Бояться нечего. Там полно народа, плюс охрана. И потом, я все рассказала в полиции. Больше с меня взять нечего. И нападать на меня нет никакого смысла. Никому.
Александра пошла к выходу, не оборачиваясь. Спиной она чувствовала, что Игнат остался на месте. Оказавшись на улице, женщина оглянулась и убедилась в своей правоте. Игнат за ней не пошел.
* * *
Когда Александра вошла в приемную, Галины на месте не оказалось. В углу на диване уютно устроилась Ксения. Поджав по-турецки ноги, она быстро печатала в телефоне. На голове у нее были большие красные наушники. Девушка слегка кивала головой в такт музыке, слышной ей одной. Она не замечала Александру, пока та не остановилась прямо перед ней.
Ксения подняла голову, сдвинула наушники:
– О, это вы! Добрый день! Вы к папе?
– Да, – Александра взглянула на дверь красного дерева, ведущую в кабинет. – Он уже приехал?
– Галина сказала, что он здесь, но я его еще не видела. Сама жду. Садитесь, будете за мной, – Ксения чуть подвинулась на диване, давая место.
Александра присела, поставила на пол тяжелую сумку. Перед ее глазами снова оказалась стена, сплошь увешанная скучными фотографиями в банально-респектабельных рамках – неизбежный ламинат с золотой фольгой. Лишь одна большая фотография, в углу, останавливала взгляд – семейный портрет Маневичей.
Ксения, собиравшаяся снова надеть наушники, тоже указала на фото большого формата:
– Меня узнаете?
– Конечно, – с усилием улыбнулась Александра. – Вам очень идет платье.
– Мама хотела, чтобы я выглядела как девушка! – Ксения поерзала, устраиваясь поудобнее. Ее взгляд снова устремился в телефон. – Обычно я ношу джинсы или что-то вроде. Специально ради этого снимка купили платье. Так что этот образ – чистой воды показуха!
И, взглянув на снимок еще раз, девушка добавила:
– Как и весь портрет.
– Что вы имеете в виду? – повернулась к ней Александра.
– Ну, это просто красивая картинка. Мама увидела у подруги такой портрет и тоже захотела. Попросила телефон фотографа. И знаете, что случилось? Отцу понравилась женщина, которая проводила съемку. Уже почти год продолжается эта история.
Александра промолчала в ответ, и девушка повторила:
– Просто красивая картинка… Вам, как художнику, это должно быть известно – люди очень любят красивые картинки. Куда больше, чем правду.
– Да. Мне это известно, – Александра взглянула на часы. – У вашего отца сейчас посетитель?
– Галина сказала, что он занят, когда я пришла. Вот, жду.
– А сама она где?
– Пошла в соседний офис искать парня, который ей компьютер налаживает, когда программа слетает. Хотите, позвоните Гале. Я-то могу и подождать, у меня все равно каникулы.
Звонить не пришлось – в приемную вошла Галина. Увидев Александру, она в сердцах развела руками:
– Все наперекосяк! Компьютер завис, а человек, который этим всегда занимается, ушел в отпуск. Как я буду работать?! Ни один файл не могу открыть.
– Я к Ивану Алексеевичу. Мне нужно только пять минут, – Александра встала.
– Мне, в общем, тоже… – подала голос Ксения. – Я за своими карманными деньгами. Ну ладно, я вас пропущу, – обратилась она к Александре.
– Сперва я решу свои вопросы, – Галина взяла со стола толстую пластиковую папку в форме портфеля, защелкнула кнопку. – Подождите немного.
Войдя в кабинет, она закрыла за собой дверь. Ксения снова надела наушники и углубилась в свой телефон. Александра настроилась на ожидание, но Галина тут же вернулась:
– Иван Алексеевич при вас не выходил?
– При мне – нет, – ответила Александра. Ксения сидела рядом, слегка раскачиваясь в такт неслышимой музыке. Художница тронула девушку за плечо, та удивленно повернулась, сняла наушники.
– Ксень, – обратилась к ней секретарша, – отец при тебе выходил из кабинета? Его там нет.
– Я не видела, – пожала плечами девушка. – Честно говоря, могла не заметить.
– Какой дурдом, – словно про себя проговорила Галина и взяла телефон. Набрав номер, раздраженно взмахнула рукой, словно разрубая ребром ладони воздух: – Не отвечает. Пойду спрошу, может, охранник видел.
Когда она ушла, Ксения опустила ноги на пол, встала, сладко потянулась, спрятала в карман джинсов телефон. Подошла к окну, расположенному прямо за секретарским столом, подняла жалюзи. В окно заглянуло синее далекое небо конца августа, небо, в котором разлит безмятежный покой и кроткая усталость.
– Жаль, что нельзя открыть окно, – задумчиво произнесла Ксения. – Сработает сигнализация. Сегодня такой хороший ветер. Пахнет осенью, правда? Вы заметили?
Александра не успела ответить – в этот миг вернулась Галина, замученная и недобро возбужденная.
