– Если я его правильно понял, то он в конце концов решил так: дело того стоило, – высоко подняв брови, уточнил Виктор и вдруг попросил молчавшую все это время жену: – Ира, выйди, пожалуйста.
Женщина встала и вышла, так и не сказав ни слова. Я удивилась. Бывает, что просят выйти ребенка, подростка. Но – жену?
Очень возможно, что аллерголог не так уж неправ в своих предположениях, подумала я.
– Мы вообще-то все всегда были неверующие, – между тем сообщил мне Виктор. – Точнее, как большинство сейчас: ни верующие, ни неверующие, так… ну, что-то там, наверное, есть, а что именно – да кто его знает, об этом я подумаю когда-нибудь потом… Но на почве болезней детей Ира сначала все к каким-то экстрасенсам ходила. Я был против, я ни во что такое не верю, просто наживаются шарлатаны на людском горе. Так она это делала тайком и детей подговаривала мне не говорить. Эти экстрасенсы ей своими сглазами и порчами совсем голову задурили, она спать перестала, молоко у нее пропало… Поэтому, вы ж понимаете, когда обычный поп ей сказал, что все это ересь и козни дьявола, а надо в церковь ходить и молиться, я, признаться, даже обрадовался. Но теперь она очень серьезно во все это влезла, детей туда тянет и постоянно долдонит им про наказание за грехи… Признаюсь, я сам человек несдержанный, могу накричать, сорваться, я стараюсь сдерживаться, конечно, это ж дети, больные, жена беременна, ей волноваться вредно, она за детей переживает, я все понимаю, но иногда как услышу это все очередной раз, да и работа у меня с людьми, нервная бывает, иной раз прихожу – нервы как струны на гитаре натянуты… Скажите, что мне делать-то? Я себя изменить никак не могу, и работу не могу, и жену ни в чем убедить не могу (куда мне против православной церкви!), но и уйти, их от себя избавить, а себя от жениного маразма – это же уж совсем какое-то паскудство получается…
Виктор сокрушенно покачал крупной головой.
– А что у вас с ногой?
Я откровенно тянула время, пытаясь что-нибудь придумать. Ситуация тяжелая, отношения супругов наверняка в какой-то степени влияют на соматику детей. Но в какой и на кого именно? Кто из них носитель симптома семейной дисгармонии? И что с этим сейчас можно сделать, не разрушая семью?
– Врожденная дисплазия суставов, первые полгода жизни в гипсе провел, – объяснил между тем Виктор. – Потом еще много всего было, и переломы, кстати, тоже, как у нашего старшего, в общем, у меня сейчас сустав искусственный. Мы ведь с сестрой тоже не очень здоровые росли: у меня суставы, а ей всегда малокровие ставили, она в обмороки падала и мигрень у нее, и девочка ее сейчас… ну, что-то у нее такое с развитием… в общем, наследственность у нас, прямо скажем, увы… я потому после мальчишек больше детей и не хотел, но жене ее поп сказал, что если господь дает…
– Скажите, я могу поговорить с вашей женой? Отдельно?
– Да исполать! Только уже в другой раз, наверное, сейчас младшего с физиотерапии надо забирать, мне на работу, а няню мы не предупредили.
– Да, конечно.
* * *
Ира, одна. Смотрит в пол, молчит.
– Скажите, пожалуйста, что вы сама думаете по поводу причин многочисленных заболеваний ваших детей?
– Проклятие на них, вот что.
Проклятие! Виктор меня предупреждал.
– И что с этим проклятием надо, по-вашему, делать?
– Всем вместе Господа о милости молить. А мужа гордыня гложет.
Проклятие еще раз! И что я, скажите на милость, могу с этим сделать?! Объяснить ей про «опиум для народа»? Уговорить Виктора отказаться от «гордыни»?
– А откуда же это проклятие взялось? Я, конечно, читала Ветхий завет и изначальный характер Иеговы представляю себе неплохо, но ведь с тех пор многое изменилось. В нынешние времена мне трудно представить себе бога, который ни с того ни с сего проклинал бы и наказывал разнообразными болячками маленьких детей…
– Это их родовое проклятие. С войны еще.
Еще того не легче…
– А вы-то откуда о нем знаете? Неужели Виктор вам рассказал?
– Нет, конечно. Это дед, когда уже начал с ума сходить, бабушке признался. До этого-то и он молчал. А уж она, когда Петя родился и начал болеть, мне рассказала.
– И в чем же заключается это проклятие? – чувствуя себя полной дурой, спросила я.
– Я сама приезжая, – сообщила мне Ира. – А их семья – коренные ленинградцы. Еще до революции они тут жили, на Мытнинской улице. Купцы были. И доходные дома. Потом потеряли все, в нэп опять поднялись, потом властям пошли служить. В общем, не бедствовали, соображали всегда, как приспособиться. В войну муж сразу на фронт пошел, родители его с заводом эвакуировались, а жена с двумя детьми и его младший брат-подросток (это нашего деда отец) и ихняя бабушка – как-то так получилось – остались в Ленинграде и всю блокаду тут прожили. И вот говорю же: всегда они умели приспосабливаться, а как в блокаду приспосабливались, об этом теперь и думать не хочется… В общем, выжили они все. Все, понимаете? Даже бабка старая, и маленького, двухлетнего ребенка уберегли. Когда вокруг такое было… И муж и отец с фронта не просто вернулся живым-здоровым, а исхитрился и привез из Берлина или еще откуда-то целый вагон всякого западного барахла, какого здесь, в СССР, и не видали никогда. Сказал: что ж, я воевал, мы в войне победили, надо ж нашей семье теперь как-то жизнь обустраивать. И вот тут-то бабка ихняя и выступила…
– Что же она сказала?
– Она сказала: «Федор, смотри, мы все в этой страшной войне выжили. Не иначе, Господь нас уберег. Теперь надо заплатить: все это, что ты привез, людям раздать, которые кормильцев потеряли, у которых нет ничего». Федор, конечно, на нее вызверился: «Совсем, старая, с ума сошла! Не для того я все это добро через полмира и три фронта тащил, чтобы теперь первому встречному раздавать! Ты уже свою жизнь прожила, а моим жене и детям все это ох как пригодится, да и продать кое-что тут можно ох как выгодно – жизнь-то налаживается, и красивого всем хочется…» «Федор, Бога не обманешь!» – закричала бабка, да только кто ее слушал…
Вот с тех пор все дети у них рождаются умными и здоровыми, а потом всю жизнь болеют и болеют…
– Сильная история, – признала я. – Вы в нее верите?
– Однозначно верю, – сказала Ира. – Я и до того чувствовала что-то такое, но вот как свекровь мне рассказала…
* * *
Снова Виктор.
– Вы знаете семейную блокадную легенду?
– О да… – поморщился мужчина.
– Как вы думаете, это – про вагон барахла и бабкины слова – правда или потом придумали?
– Не знаю. Мне самому ни отец, ни дед (я его помню хорошо) ничего такого не рассказывали. Думаю, что фантазия или – как там это называется? – рационализация, вот.
– Может быть, и рационализация, – согласилась я. – Но заплатить все равно придется.
– Кому заплатить?! – опешил Виктор. – За что?!
