Бабушка забрала к себе на ферму Ваню. Он сразу стал с непривычки тосковать по брату и матери и болеть, один раз даже вызывали скорую. Она ехала по осенним дорогам перестроечной России четыре с половиной часа. После этого случая Лариса попросила привезти Ваню назад. Мать осталась со скотиной, а ее сожитель привез мальчика на машине. Братья обнялись и почти сутки объятий не размыкали.
Многое свалилось на мужа, он начал сначала ворчать, а потом и возмущаться: мы так не договаривались! Я работаю, мне нужно высыпаться, нормально есть и вообще как-то жить за пределами всех этих горшков и пеленок! Бледная как тень, шатающаяся от слабости Лариса старалась побольше взять на себя, но у нее плохо получалось. Пропало молоко, на дешевых (на дорогие не хватало денег) смесях у девочки Кати стало пучить животик, она вообще перестала спать.
Муж сказал: знаешь, мне это как-то все надоело. Ты стала какая-то неженственная, истеричная, меня вообще не замечаешь. Наверное, ты меня разлюбила. Мне с тобой тяжело и неинтересно. Наверное, я тебя тоже разлюбил. А зачем же жить без любви? Пойду-ка я отсюда.
И ушел. И стал жить с какой-то женщиной. Надо думать, опять весело и интересно. И исправно платит алименты со своей «белой» зарплаты (я уже не помню перестроечных денег, но на наши это было, допустим, около пяти тысяч рублей в месяц. – К. М.), а все остальное зарабатывает «по-черному» и с этого не платит ничего. Иногда заходит «в гости» и тогда приносит мальчикам по шоколадке или по дешевой пластмассовой машинке.
А Лариса осталась с детьми в родительской трехкомнатной хрущевке. Ване 4,5 года, Семену 3,5, Кате 8 месяцев.
– …Профессии у меня нет, институт не закончен, да и кому сейчас нужны инженеры?! Просто устроиться на работу в какой-нибудь магазин или ларек? Но куда деть Катю и кто возьмет на работу женщину с тремя маленькими детьми?! Можете меня осуждать, но однажды я даже подумывала о том, чтобы сдать Катю в Дом малютки. Потом, правда, поняла, что все равно не смогу…
– Ресурсы, – подумав, сказала я. – Все, что есть. Перечисляйте.
– Ничего нет, – снова заслезилась было Лариса, но теперь уже я протестующе махнула рукой:
– Хватит! Не вешайте мне лапши на уши. Думайте и говорите. В вашей ситуации придется использовать абсолютно всё. Без малейших исключений.
Общие друзья все дружно заклеймили ушедшего мужа, но и от многодетной Ларисы несколько шарахнулись – у человека, конечно, горе, жизнь рухнула, но чем тут поможешь? Мужа же не вернешь? Детей себе не возьмешь? А на стороне Лариса вообще стесняется говорить, что ее муж бросил с тремя детьми, – стыдно ей.
– Люди боятся чужих несчастий не только из собственной недоброты, суеверия и прочего, но и из того, что обычно не знают, как и чем конкретно помочь. А им не говорят – традиций-то, считай, не осталось. Впрочем, у вас и несчастий-то никаких нет – так, трудности жизни (имея дело с родителями в том числе и больных детей, я уже знала: диагнозы, определения часто в корне меняют ситуацию).
– Трудности? – Лариса подняла опущенную голову.
– Ну разумеется, все живы-здоровы… Давайте список друзей и хороших приятелей.
Список в конце концов получился оптимистично внушительный.
– У каждого запросите по полдня раз в две недели, – сказала я. – Они согласятся, им даже интересно будет. Потенциальные пары могут приходить и сидеть с детьми вместе – пусть тренируются. Но детей надо будет выдрессировать, чтобы с чужими оставались…
– Они у меня общительные и неизбалованные; если мальчиков не разлучать, они будут…
– Ну вот и славно. Поехали дальше…
Еще из ресурсов нашлись очень старая и почти слепая прабабушка (мама покойного отца Ларисы – пока непонятно, как ее использовать), некое пособие, которое полумертвое государство все же платило на трех детей, деньги сбежавшего отца, продукты, которые иногда присылала бабушка-фермерша, какие-то немцы из Гамбурга, приславшие в борющуюся за демократию Россию посылку с колбасой и постельным бельем (посылку притащил Ларисе сосед, сидящий на этой самой немецкой благотворительности), одна комната в трехкомнатной квартире, которую можно сдать чистоплотной студентке за гроши, и услуги и умение самой Ларисы сноровисто шить и вышивать симпатичные штуки для детей.
– За месяц задействовать все перечисленное и прийти ко мне с отчетом, – велела я.
Лариса довольно бодро подхватила сомлевшую Катю и уже почти ушла, но на пороге обернулась:
– А что мне сыновьям-то сказать?
– Да что хотите, лишь бы правду, – отмахнулась я.
* * *
Через месяц Лариса уже не плакала, а улыбалась.
– Самый ценный ресурс оказался знаете какой?
– Какой же?
– Моя бабушка.
– Неужели слепая смогла с детьми сидеть? Не опасно?
– Нет, конечно. Она мне спокойно так рассказала, как после войны у них в деревне каждая вторая женщина строго в моей позиции осталась. Причем без водопровода, без газа и без никаких почти продуктов в магазине. У нее самой пять детей было. Мой папа – младший, ему в июне сорок первого два года исполнилось.
– Угу, это ресурс, причем надолго, – согласилась я.
– Мои подруги и даже друзья охотно с детьми остаются, – сказала Лариса. – Некоторые даже чаще готовы, но я помню, что вы говорили, и отказываюсь. А вот у двух их родители готовы мальчиков раз в месяц с ночевкой брать – они их любят и типа во внуков поиграть. Это как?
– Раз в месяц? Пока нормально. Вы хоть с Катей спокойно позанимаетесь. Немцам ответное благодарственное письмо написали? Фотку с детьми вложили?
– Конечно! Даже уже посылка от них с молочной смесью и детскими вещами пришла. Все на вырост и такое хорошенькое! И еще одна идет, от их соседей, у которых у самих двое детей. Они, по-моему, очень обрадовались, что нашелся живой настоящий человек. Пишут, что все у них посылали посылки в Россию, и все вкладывали свой адрес, и только двое ответили: я и еще старичок-инвалид какой-то, чуть ли не участник войны.
Сшитые Ларисой на пробу вещи согласилась продавать на Звездном рынке небольшая артель, у которой там две палатки. Деньги небольшие, но они говорят, что если вышивать по их уже готовым, вязанным на машине изделиям, то будет больше.
Студентка, которой Лариса сдала маленькую комнатку, мальчиков побаивается, зато хорошо ладит с Катей и даже иногда сама просит ее поиграть, чтобы сделать перерыв в занятиях.
– Вы должны восстановиться и заочно закончить институт, – сказала я.
– Это еще зачем? – вскинулась Лариса. – Кому эти инженеры…
– Это сейчас, – сказала я. – Но не всегда же мы будем сидеть в такой заднице. Понадобятся еще и инженеры. К тому же вам надо куда-то идти. Вы же понимаете зачем?
– Зачем?
– Вам вести за собой троих. Много лет. Как бы ни сложилось.
