Чтобы не заменить однажды человечество на синтетических «весельчаков», в обществе действовал закон «одна семья – один ребенок». То есть детей может быть сколько угодно, но «улучшенный» из них только один. На всю жизнь. Остальные – обычные. А если ты хочешь второго «улучшенного»? (Первый вырос или надоел.) Только в том случае, если с первым что-то случилось… Ну и понятно, что сюжет и драматургия романа строились на том, как именно это благополучное общество (совершенно, разумеется неофициально-криминально) поступало с теми «улучшенными» детьми и взрослыми, которые «надоели»…
Как вам такой сюжетец?
Вот это ощущение в литературном исполнении умного и талантливого подростка из полной и богатой семьи – «кажется, им нужны какие-то другие дети».
Не новое. Я уже писала: недобрый Лев Толстой считал, что его жене Соне нужен такой резиновый ребеночек. Это понятно. И в основном тогда было иначе: нам главное – детей одеть-накормить-напоить, а там уж пусть они сами…
Но сегодня я чуть ли не каждый день слышу все-таки немного другое. Стандартное: «мы ему предоставляем все возможности, а он ничего не хочет…»; «если бы у меня были такие педагоги и такая гимназия…»; «я в детстве и подумать не мог съездить за границу, а он – опять Турция, мне там делать нечего…». Из совсем недавнего: «Выходим мы с ним с прекрасного классического спектакля, а он мне про свои компьютерные игры… И так мне обидно!».
* * *
Артуру я пообещала несколько отредактировать его роман, чтобы он мог выложить его в инете на каком-нибудь соответствующем сайте.
Он сказал мне: да, стиль никому из моих друзей не понравился, но сюжет все одобрили, сказали – вот именно так, классно ты поймал.
Делюсь с вами, читателями, потому что вряд ли кто из вас этот роман прочтет, но мне кажется, что в его сюжете – повод задуматься для всех нас.
Я – робот
История, напрямую продолжающая мой предыдущий материал. Так сказать, иллюстрация из жизни к литературному произведению. Должно быть вроде бы наоборот, но уж такой парадоксальный мир нам с вами достался.
Сначала пришла встревоженная мама.
– Вы знаете, вроде бы у нас ничего такого плохого не происходит, но мне как-то жутко. Может быть, конечно, это такая игра, но какая-то она… нечеловеческая, что ли. Да и возраст уже… я знаю, сейчас и взрослые дяденьки в компьютерные игры играют, но ведь не все время же…
– Расскажите поконкретнее, что именно у вас происходит.
– У нас в семье есть сын, Михаил, пятнадцати лет. Очень хороший мальчик. Учится в гимназии, в девятом классе. Гимназия далеко не самая сильная в городе, но все-таки на неплохом счету. Учится Михаил хорошо, тройки бывают редко. Учится самостоятельно, к нам обращается нечасто; если чего-то не знает или не понимает – читает или слушает в интернете соответствующий урок. В школе отношения хорошие и с учителями, и со сверстниками. Раньше Михаил был невысокого роста, но в последние года полтора очень вырос, и теперь девушки просто телефон обрывают. Компьютерными играми чрезмерно не увлекается, хотя и может иногда поиграть часок. Занимается дополнительным английским (это необходимо, в гимназии, увы, дают не так уж много), настольным теннисом (это замечательно развивает координацию, а у него с детства были с этим проблемы) и плаванием (нам ортопед рекомендовал).
– Гм… Девять из десяти мам пятнадцатилетних подростков уже на зависть изошли бы, слушая вас… А что же не так?
Женщина замолчала, несколько раз нервно сплела, а потом расплела пальцы и подняла на меня исполненный тревоги взгляд:
– Где-то года два назад Миша впервые сказал нам, что хотел бы быть не человеком, а роботом. А теперь… теперь он им практически и стал. По крайней мере по виду.
– Ни фига ж себе! – непрофессионально, но очень заинтересованно воскликнула я. – А каким именно роботом он стал? Из старых фильмов? Или каким-то современным? Может, он просто косплеит в реале какой-то культовый подростковый фильм, роман, сериал?
– Что? Что? – мать явно растерялась.
Я быстренько рассказала ей, что такое косплей, манга и прочая прилегающая к ним субкультура.
– Нет, нет, почти наверняка нет, – женщина печально помотала головой. – Никаких признаков. У него нет никаких специальных костюмов, он ничего никуда не выкладывает, ни с кем таким не встречается…
– Нет костюмов, образа? А что же тогда есть?
– Он постепенно становится все более… неживой какой-то…
Тут я, конечно, перестала весело ухмыляться и встревожилась.
– А кто-то где-то еще это замечает? В школе? В кружках?
– Не знаю. Мне никто ничего не говорил. В школе им как раз очень довольны. Недавно классная руководительница на собрании говорила об общем падении успеваемости в классе, о сложностях подросткового периода и сказала: ну вот есть же дети, на которых этот самый переходный возраст никак не отразился. И назвала Михаила первым номером.
– То есть эта странная, замеченная вами и озвученная когда-то самим Михаилом метаморфоза практически никак не отразилась на его школьной и внешкольной жизни, на общении Михаила со взрослыми и сверстниками? – я несколько успокоилась.
– Пожалуй что так.
– Последний вопрос: сам Михаил как-то объяснял вам свое желание «хочу быть роботом»?
– Не помню. Кажется, толком не объяснял. Хотя – вот, он сказал: так удобнее. Когда я его сейчас напрямую спрашиваю: что с тобой происходит? – он отвечает так: мама, тебя что-то не устраивает в моем поведении? Сформулируй, что именно, и я изменю программу.
– Вы пробовали формулировать?
– Да. Он меняет.
– Приведите пример.
– Я сказала ему, что он слишком холоден к младшей сестре. Она очень его любит и вообще очень ласковая девочка. Постоянно к нему тянется. А он только изредка снисходит, играет с ней.
Он уточнил: если бы проявления моих эмоций по отношению к Кире было, по твоему мнению, достаточно, как бы ты об этом узнала? По каким моим словам, поступкам?
Я сначала растерялась, а потом сказала: ну ты бы хотя бы иногда сам ее обнял, сказал что-то хорошее, предложил сам поиграть.
– И…? – я просто ужасно заинтересовалась. То, как Михаил сформулировал запрос к матери, – это же и многим взрослым недоступно. И сколько из-за этого бывает глупых конфликтов, например, между супругами…
– И теперь он обнимает ее утром и перед сном, два раза в день говорит ей комплименты типа «какие у тебя смешные милые косички!» и раз в два дня предлагает поиграть пятнадцать минут во что она захочет. Кира счастлива, а я понимаю, что он просто включил ее в свою чертову роботовскую программу.
– А вы чего же хотели? Чтобы он по вашей указке полюбил младшую сестру?
– Не знаю. Я уже ничего не знаю. Потому к вам и пришла.
