Я бывший исследователь. Уже четвертой семье я задаю направленные вопросы о детстве героя. После ухода седьмой сажусь и начинаю обобщать.
После десятой начинаю видеть (или мне кажется, что вижу) этот же алгоритм в семьях с маленькими детьми и (на всякий случай) рекомендую профилактику.
В честь Александра нахожу термин – «дети-воланчики».
Знаете игру в бадминтон? Там большие ракетки и летает туда-сюда такой маленький беленький кружевной воланчик. Главная задача играющих – чтобы воланчик не упал на землю.
Ну и вот. Иногда мне кажется, что главная задача некоторых семей – ни в коем случае не оставить ребенка наедине с собой. Его водят в музеи, в кружки, возят в путешествия, непрерывно развлекают, развивают, прививают разнообразные навыки и т. д. Если ребенок любознательный и здоровый, то ему все это нравится. Он активно это потребляет. В одиночку или вместе с другими детьми. У него все в порядке.
Где обратная сторона этой красивой медали? А вот она: ребенок не учится занимать себя сам, структурировать свое время, «делать сам себе интересно и полезно». Он привыкает, что за него это делает окружающий его мир: родители, школа, руководители кружков. Он много что умеет, много что может узнать, освоить, усвоить, успеть – но стимул и «организационная сетка» должны быть снаружи от него. Если родители и школа кратковременно молчат, то он обращается к другим практически неиссякаемым источникам «активити» – телевизору, интернету.
Подготовка к ЕГЭ – контрапункт вышеописанного. Подросток носится как белка в колесе и все успевает.
Потом институт. Семья радостно «умыла руки»: мы сделали для него все, что могли, одних кружков и репетиторов… два «лексуса» купить можно.
Положительный, ответственный, много знающий и много умеющий бывший ребенок оказывается наедине с собой. Теперь он должен сам себя занимать и организовывать, исходя из им самим поставленных целей и имеющихся средств. Институту по барабану, как он это делает и делает ли вообще. И уже некого спросить: мам, а что мне теперь поделать?
Результат понятен?
Как и во многих других направлениях человеческой жизни, эту ситуацию намного легче профилактировать, чем исправлять потом.
Могу я ошибаться? Ну разумеется: три десятка случаев – совершенно невалидно для однозначных выводов. Но если ваш ребенок посещает пять кружков в неделю, но при этом не может сам себя занять, то и дело спрашивает: что мне поделать? – а если ответа на этот вопрос не последовало, садится смотреть мультики, – задумайтесь, все ли у вас идет так, как вам хочется.
И не подкидывайте воланчик все время. Дайте ему иногда упасть на землю, полежать, осмотреться, может быть, заняться там чем-нибудь…
Альпинисты
Девушка с прямыми черными волосами, в джинсах и футболке с какой-то нечитаемой для меня надписью. Лицо решительное, брови нахмурены, губы сжаты.
– Меня зовут Таня. Мне шестнадцать лет. У меня был брат.
Форма «был» подразумевает, что брата больше нет. Он заболел и умер? Но Таня не опечалена, а как будто рассержена. Может быть, брата убили и она решила за него отомстить? И что же – додумалась прийти к детскому психологу посоветоваться о деталях?.. Так, стоп, это меня, кажется, уже занесло в какую-то прямую литературщину… Тут, скорее, вероятно другое: брат вполне себе жив, но они крупно поссорились, он совершил что-то, с ее точки зрения, совершенно недопустимое, и теперь она его больше братом не считает – достаточно характерно для подростковой психики: «Ах, раз ты со мной так, тогда ты мне больше не…»
– Что случилось с твоим братом?
– Он был болен лейкозом. Умер полгода назад.
– Брат был старше или младше тебя?
– Старше. На два года.
Так. Это, конечно, трагедия. Особенно если они с братом были близки, что при такой небольшой разнице в возрасте вполне возможно. На такие трагедии все реагируют по-разному. Злиться на мироздание – один из распространенных вариантов. Особенно для юного человека.
– Ты очень по нему скучаешь?
– Совершенно не скучаю! – фыркнула Таня, разом опрокидывая все мои торжественно-драматические построения.
– Что ж, я тебя внимательно слушаю, – вздохнула я.
Брата звали Андреем. Впервые он заболел, когда ему было семь, а Тане – пять лет. Интересно, что Таня неплохо помнит «доболезненный» период – может быть, просто из-за наступившего после контраста. Она никогда не чувствовала себя «маленькой и слабой», но отчетливо помнит, как родители орали на Андрея: «Уступи, отдай ей игрушку немедленно! Она же девочка и к тому же младше тебя!» Таня, конечно, пользовалась этим родительским протекционизмом (как тут не воспользоваться!), но понимала, что вполне могла бы справиться с Андреем и сама.
Родители тогда где-то работали, и к тому же оба увлекались альпинизмом. По всей квартире висели и были разложены веревки, карабины, альпенштоки, палатки и прочая яркая и привлекательная для детей амуниция. Трогать ее без спросу было запрещено обоим, но Андрея вроде бы уже даже начали чему-то учить:
– Пойми, горы не для детей. Но когда ты подрастешь, мы возьмем тебя с собой.
Таня завидовала Андрею, ей такого никогда еще не говорили. И потом не сказали. Потому что в каких-то до сих пор неизвестных ей горах отец упал и серьезно разбился. Его принесли домой на носилках – Таня этот момент отчетливо помнит. Как она тогда испугалась! Потом отец занимался какой-то гимнастикой по 14 часов в день и рычал на жену и детей, если они пытались к нему в это время приблизиться. Встал на ноги, вышел на работу. Но врачи ему сказали: про альпинизм забудьте! Можно, если хотите, заниматься плаванием и беговыми лыжами. Только с тумбочки не прыгайте и с горок не катайтесь.
Из квартиры как-то разом, в один день исчезло все альпинистское. Атмосфера стала своеобразной: ведь все знакомства, друзья, приключения, разговоры, фотографии, песни и прочее значимое – все у родителей было оттуда, с гор. Таня помнит: взрослые тогда очень мало разговаривали между собой, только про быт и детей.
Через полгода заболел Андрей.
Я, слушая, усилием воли отогнала возникшую ассоциацию.
С началом болезни Андрея детство Тани фактически прекратилось. Ее, конечно, кормили, одевали и даже водили в кружки. Но все это происходило под лозунгом: ты же должна понимать!..
Она понимала, что должна. Но не хотела, потому что была ребенком. Несколько раз (в разные годы) даже пыталась истерить. Истерики встречались неизменным ледяным презрением.
Какое-то время (год, два, три?) мать лежала с Андреем в больнице. Отец довольно легко справлялся с домашним хозяйством, и он же отвел Таню в первый класс, но конца линейки дождаться не смог, убежал на работу (его рабочий день специально начинался очень рано, чтобы потом еще успеть съездить в больницу к жене и сыну).
– Когда я закончила девятый класс, я показала маме нашу общую классную фотографию, – рассказывает Таня. – Она сказала: «Очень мило. А где здесь ты?»
