– Может, вам еще «Юбилейного» насыпать? «Юбилейное» свежее, сегодня утром только привезли.
– Не, Олесь Иванна, – Комарова помотала головой. – Курабье только.
– Ну, как скажете. – Олеся Иванна сняла пакет с весов и протянула Комаровой. – А то смотрите, «Юбилейное» возьмите, разберут всё. Его быстро разбирают.
По правде сказать, и «Юбилейное», и курабье, и серое овсяное, которое очень не любила Ленка, и рассыпавшаяся в руках «мелочь слоеная» у Олеси Иванны были всегда, и было совершенно невозможно понять, что из всего этого действительно свежее, потому что Олеся Иванна на все говорила «только сегодня утром привезли» или в крайнем случае «вчера днем». Если уж покупатель попадался совсем несговорчивый и настаивал, что печенье несвежее, она могла согласиться, что конкретно вот это привезено, может быть, и позавчера или даже на прошлой неделе, но никак не раньше, и она может скинуть пятьдесят копеек с килограмма, потому что у нее приличный магазин, а не универмаг у станции, где пользуются тем, что люди бегут с электрички или, наоборот, на электричку, и могут запросто подсунуть им лежалый товар.
– Мы через неделю отдадим, Олесь Иванна! – Комарова прижала пакет к груди. – В крайнем случае через две.
– Да берите так, ладно уж. – Олеся Иванна пожала полными плечами и посмотрела куда-то вбок, где ничего не было, только маленькая полосатая кошка со странным именем Алёшка, которую продавщица держала от мышей, вылизывала давно уже пустой стаканчик из-под сметаны и тихо постукивала им по полу. Комарова, вдруг вспомнив про материну пятерку, сунула руку в карман и дотронулась до нее.
– Олесь Иванна…
– Ну, что тебе еще? – спросила Олеся Иванна с напускной строгостью.
– Да вот… – Комарова вытащила из кармана смятую бумажку. – Нам мать утром на мороженое дала. Возьмите за печенье. Как раз кило по шесть рублей, то на то и выйдет.
– Если за восемьсот пятьдесят, ты мне еще десять копеек будешь должна, – усмехнулась Олеся Иванна, беря пятерку, и, увидев, что Комарова смутилась, добавила уже с улыбкой: – Да шучу я, бог с твоими десятью копейками. Погоди-ка. – Она сдвинула прозрачную крышку холодильника и достала оттуда пару вафельных стаканчиков. – Возьмите вот.
– Да ну, Олесь Иванна, вы чего… мы ж за печенье…
– За печенье, а это в подарок от фирмы.
– Олеся, ну идешь ты там уже или нет?! – повторил из-за двери мужской голос.
– Да иду я, иду… вот дурак какой нетерпеливый. Что ты задумалась, Катя? Влюбилась в кого, что ли?
– Да я так, ничего! – встрепенулась Комарова. – Спасибо вам большое, Олеся Ивановна!
– Было бы за что, – ответила Олеся Иванна. – Мороженое ешьте аккуратно, у меня холодильник морозит будь здоров. Гланды не застуди́те.
Выйдя из магазина, Комаровы развернули свои вафельные стаканчики, но они и вправду были сильно замерзшие, поэтому, чтобы чуть переждать, они достали из пакета и сгрызли по печенью: печенье действительно оказалось свежим, и желейная серединка его была мягкой и тянучей, как слегка подсохшее варенье.
– Бабка Женя говорит, Олеся Иванна – ведьма. – Ленка потянулась за вторым печеньем, но передумала и отряхнула руку о подол. – У тети Тани лучше, с чаем, а сейчас мороженым перебьемся.
Комарова укусила свой вафельный стаканчик, и зубы свело от холода, но мороженое тоже было свежее и вскоре растеклось во рту густым сливочным кремом.
– Бабка Женя на всех так говорит. Даже на тетю Таню.
– Это ты знаешь, что за такой Яков Романыч? – продолжала Ленка. – Это Володин, который тети Маши Володиной муж.
– Какой такой тети Маши?
Комарова осторожно откусила еще от своего мороженого.
– Ну, той тети Маши, ну соседки тети Оксаны, которая жена дяди Пети, который продукты в магазин возит на «Газели», – затараторила Ленка. – Этой тети Маши.
– А, этой… вот кто ведьма так ведьма, – буркнула Комарова.
Ленка в ответ только хмыкнула, соглашаясь. Позапрошлым летом Комаровы вместе с шестилетним Ваней залезли к тете Маше на огород и утащили несколько свекол – свеклы были мелкие, кривенькие и поеденные земляным жучком, но тетя Маша, обнаружив пропажу, сразу подумала на Комаровых и пришла жаловаться. Мать, не разбираясь, исколотила всех, а тетя Маша поймала пытавшуюся прошмыгнуть мимо нее Ленку. Когда Ленка заорала, что это была не свекла, а самая настоящая дрянь, тетя Маша совершенно озверела и, наверное, прибила бы ее, если бы мать вдруг не подскочила к ней, не вырвала Ленку у нее из рук и не сказала ей выметаться из дома и подавиться своей поганой свеклой и всем, что там еще растет на ее поганом огороде.
– Так ей и надо! – Ленка шмыгнула носом, видимо, вспомнив красную физиономию тети Маши, когда та драла ее за волосы, приговаривая: «Будешь знать, как брать чужое! Воровка маленькая! У, колония по тебе плачет!» – Вот пусть теперь от нее еёный Яков Романыч к Олесе Иванне уйдет. Сама будет знать.
– Не уйдет он.
– Это чё это не уйдет?
– К ней так только ходят. – Комарова не удержалась, взяла из пакета печенье и, откусив большой кусок, стала тщательно его пережевывать.
– И потом, – добавила она с набитым ртом, – он для Олеси Иванны старый. Она вон какая красивая, как кинозвезда, а у него уже плешь на всю голову.
Ленка захихикала. Яков Романыч правда был лысый, а те волосы, что у него оставались, он не стриг и приглаживал по утрам мокрой ладонью, так что они не закрывали его лысины, а лежали на ней, как высохшие водоросли на берегу Оредежи. Вместе их с Олесей Иванной Комаровы никогда не видели, но Комаровой подумалось, что, наверное, рядом с продавщицей Яков Романыч выглядит еще более старым и некрасивым и стесняется своей лысой головы, поэтому и прячется от всех на «складе» и ругает Олесю Иванну, чтобы она его боялась и не бросила.
– Пусть лучше тогда к ней дядя Петя уйдет, – сказала Ленка, откусив от своего мороженого и поморщившись. – Дядя Петя хоть красивый.
– И тетя Оксана его – еще хуже тети Маши. – Комарова, шаркнув по дороге, подняла небольшое облачко пыли. – Если бы мы у нее свеклу потаскали, она бы нас точно убила бы.
Ленка фыркнула и пожала плечами. Вообще-то тетя Маша и тетя Оксана жили как кошка с собакой и друг друга стоили: в поселке близкие соседи редко дружили, но только тетя Маша додумалась понаставить между своим и Оксаниным огородами бетонных столбиков, натянуть по верху колючей проволоки и наклонить столбики в сторону Оксаниного огорода, чтобы у той по факту было чуть не на метр меньше земли. Оксана взбеленилась и стала на Машу орать, а та не растерялась, повернулась к Оксане задом и задрала юбку, под которой совсем не оказалось нижнего белья. После этого случая Оксана рассказывала всему поселку, что стерва Машка показала ей голую жопу и у этой жопы был хвост. Ленка тогда притащила эту историю матери и спросила, как мать думает, а хвост у тети Маши был голый, как у крысы, или покрытый шерстью, как у их собаки Лорда, и едва увернулась от материной оплеухи.
