– Ну, что сел, глаза вылупил? – Александр по привычке замахал у Сергия перед носом ладонью. – Раз выздоровел, вставай!
Дождь как будто утих на некоторое время, и сквозь тишину снова донесся унылый вой с другой стороны реки, ему долго не было ответа, потом ответил – в лесу, совсем близко – другой голос, чуть выше тоном, или так только казалось из-за расстояния. Тот, далекий, прервался, как бы раздумывая, и снова завыл. Второй на этот раз не ответил, а далекий звал его и звал. Сергий зажмурился, потер пальцами виски. Дождь зарядил с новой силой.
Куровицкая бабка Василина надоела всем своей долгой жизнью, и родственники, собравшиеся в комнате к приезду Сергия, вскоре разошлись, поняв, что бабка решила напоследок потянуть еще на этом свете. Сергий остался сидеть подле Василины; одна из женщин, бывших в доме, принесла ему чаю с печеньем, но он вежливо отказался. Женщина встала посреди комнаты, держа на весу чайное блюдечко и глядя на Сергия вопросительно.
– Ничего не нужно, – повторил Сергий мягко.
Она постояла еще, пожала плечами и ушла.
– Молодого какого прислали… Мужа моего другой провожал…
– Отец Александр? Так он десять лет как преставился, если не больше…
– Опился? – жестко спросила Василина и тут же перескочила на другую мысль. – Шестнадцать штук их нарожала – некому стакан воды поднести.
– Шестнадцать детей? – осторожно переспросил Сергий.
Василина ответила не сразу. Должно быть, когда-то она была высокой, но годы искорежили ее тело и пригнули к земле. Рука с крупными извитыми венами комкала край простыни.
– А эта… эта – так, соседей дачница… летом с города приезжает… а я в городе за всю жизнь ни разу не побывала… не случилось…
Она еще помолчала и повторила снова: «Молодой какой…», как будто это не давало ей покоя.
– Дети-то у тебя есть?
– Не дал Господь, – сказал Сергий.
– А жену свою любишь?
– Люблю, конечно… жену человеку Господь дает.
Бабка Василина поджала губы и долго молчала. Сергию даже показалось, что она задремала. Стояла тишина, как будто в доме, кроме них двоих, никого не было. Сергий кашлянул, но Василина не пошевелилась. Дом был старый, но еще крепкий и чисто прибранный, и в углу комнаты помещалась полка с несколькими иконами, перед которыми теплилась лампадка. Если бы по нижнему краю полки пустить роспись или сделать резьбу, вышло бы красиво. Можно даже совсем скромную – какие-нибудь веточки или завитушки и крест посередине.
– А мой был безбожник… – очнулась Василина. – От лампадки прикуривал.
– Что? – не понял Сергий.
– От лампадки, говорю, папироску прикуривал, – повторила Василина. – А как помирать, так за батюшкой в поселок послали.
Она замолчала, видимо, собираясь с силами. Сергий не торопил.
– Приехал этот ваш… отец Александр. – Она еще помолчала. – Рассказал он ему, как меня на глазах всей деревни лупцевал, как думаешь?
– На исповеди каждый человек в своих грехах перед Господом кается.
– «Грехах»… – Василина усмехнулась. – Знаешь, какая у меня коса была? – Она вытянула перед собой дрожащую руку, сжала кулак: – Вот… в руку была толщиной… всю выдрал. – Бабка Василина опустила руку и прикрыла увлажнившиеся глаза. – Так и прошла жизнь…
– За все наши испытания нужно благодарить Господа, – возразил Сергий. – Господь нас испытывает по силам нашим, и в Царстве Божием все нам зачтется.
Василина открыла глаза, поглядела внимательно, потом ее веки медленно опустились. Сергий ее перекрестил, положил руку на покрытый испариной лоб.
– Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…
«… Хлеб наш насущный даждь нам днесь, и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим…»
Двенадцать лет с Татьяной прошли как во сне. Сергий иногда боялся, что его любовь к жене была слишком сильной и, может быть, неприличной для верующего человека: в незапамятные времена Господь забрал у Иакова Рахиль именно за то, что Иаков слишком сильно любил ее и в этой любви забыл Бога и жизнь вечную, предпочтя ей земную. Он отпил немного воды из чашки и пожалел, что не заварил чая: в кухне было прохладно. С потолка на невидимой паутине спустился паук и повис над свечой. Сергий дунул на него, чтобы он не упал в пламя – паук закачался, коснулся стены, ухватился и быстро побежал вверх.
– Не жалеешь, что такая молодая, а уже замужем? – спрашивал Сергий Татьяну, когда они ехали домой с венчания.
– О чем жалеть? Не жалею…
Сергий хотел сказать то, что обычно говорили в поселке в таких случаях, мол, не нагулялась еще, но вовремя спохватился, что это может показаться грубым.
– Быть женой священника – непростая работа…
– Я к работе привыкла. Сами же видели.
Когда Сергий приехал свататься, будущая теща полдня показывала ему Татьянины вышивки, и Сергий, рассматривая затейливые узоры, думал о том, что будущая жена удачно сочетает цвета и что им, наверное, будет легко понять друг друга.
– Вот, Танечка наш сад вышила. – Она раскинула на скамье большое полотно, сплошь покрытое цветами. Сергий улыбнулся: Татьяна изобразила на своей картине все в точности, как было на самом деле, и рядом с аконитом, который дети в поселке называли «коньками», цвели лук и картофель.
– Очень красиво.
– Вам нравится? – женщина выпрямилась, прижала уголок полотна обеими руками к груди. – Вы ее только… не обижайте…
– Это и духовная работа тоже, – сказал Сергий.
– Это ничего. Я справлюсь. Господь поможет.
Сергий смотрел на нее и не мог насмотреться, и ему хотелось, чтобы она прямо сейчас обняла его своими белыми руками – кожа у жены была того ослепительно-белого цвета, какой бывает только у рыжеволосых. Но Татьяна сидела напротив с прямой спиной, руки ее были сложены на коленях, а голова чуть наклонена, так что он не видел лица и не мог понять, о чем она думает. Старенький «ЛиАЗ» потряхивало на ямах, и рыжие волосы Татьяны, выбивавшиеся из-под платка, колыхались в воздухе.
– А я-то тебе нравлюсь? – спросил Сергий и испугался: вышло как-то уж слишком прямо.
– Нравитесь, – просто ответила Татьяна, и он увидел, что ее склоненное лицо залилось краской.
Он быстро наклонился к ней и поцеловал в лоб. Татьяна отпрянула от неожиданности, и он, смеясь, перекрестил ее:
– Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа…
– Цвир-цвир! – застрекотал за печкой сверчок, перекрикивая шелест дождя.
Сергий вздрогнул и уронил чашку – она упала с громким стуком на пол. Он замер, прислушиваясь, но все было тихо: спальня через коридор, вряд ли Татьяна могла проснуться. Сергий наклонился за чашкой – в спине кольнуло, подержало немного и отпустило. Двенадцать лет прошли как во сне.
