Не знаю почему, но даже если я бесилась, после всех его слов я успокаивалась, принимала его обратно, ложилась с ним в постель, любила его. Поначалу такая идиллия могла длиться два месяца, потом все меньше и короче. Его пропадания становились все чаще, и вскоре на его номер вечерами можно было даже не пытаться звонить.
Я знала, где он был. Я ездила к ее дому. По ночам стучала к ним в окна. Ругалась, кричала матом возле ее двери: «Fuck you! Fuck you, bitch!» Ездила в ее офис с истерическими криками, кричала в коридоре, позоря себя на весь район. Писала ей угрожающие сообщения, часами сидела в ее фейсбуке, сравнивая себя с ней.
«Почему? Боже, почему?» ― выла я. Мои истерики дошли до того, что ей пришлось пожаловаться на меня в полицию. После не очень долгого процесса, полиция – суд, мне запретили приближаться к ней на пятьсот футов, звонить, писать или каким-либо иным способом преследовать ее. Даже если я, входя в ресторан, увижу ее, я должна покинуть заведение. Моя жизнь превратилась в ад.
Дошло до того, что, конечно же, по моей вине, потому что я такая сумасшедшая, мой собственный муж заблокировал меня на своем фейсбуке: «Я бизнесмен, она мой риэлтор, и даже если мы просто сидим на деловом ужине, ты, истеричка, все равно не поймешь важность нашего бизнеса, ― пылко и предвзято объяснял он мне как умалишенной. ― Поэтому мне пришлось тебя заблокировать». И тут же переключался: «Я не хочу тебя расстраивать, детка. Я не хочу, чтобы ты волновалась. Помни, что я люблю только тебя», ― говорил он мне. Какой-то бред, словесная муть, двусмыслица, которая сводила меня с ума.
Но ведь правда, я истеричка, натворила дел, наломала дров. Дура я сама, а он вроде как и прав? Мозги превратились в мелко нарубленный салат, который невозможно есть, хотя и выглядит вроде красиво.
Здесь нужно пояснить, если вам интересно, что для эмигранта в Америке самый быстрый и надежный способ получить документы ― это брак. Это даже быстрее, чем воссоединение семьи. Если вы докажете иммиграционному офицеру, что ваш брак не фиктивный, то есть в наличии любовь, дети, совместная прописка, страховки, а также, конечно, совместные долги, ипотеки, кредиты и все такое прочее, совместные фотографии с медового месяца и отпусков, получить гражданство, оставаясь в таком браке, можно где-то через три года.
Зная это, я надеюсь, вам будет легче понять, почему я оставалась с ним последующие два года. Хотя какая-то часть меня рвалась бежать, а другая шептала: «Сиди!» Мать и бабушка тоже говорили: «Сиди не рыпайся! Терпи! Значит, ты что-то не так делаешь, учись быть хорошей женой! У всех мужики гуляют, они все козлы». И все в том же духе. День изо дня. Почему я позволяла мужу делать все, что он хочет. Почему я терпела унижения, и даже иногда побои, все это время. У меня не было выбора!
Мне уже ни в коем случае нельзя было с ним разводиться. А еще важнее ― чтобы он не развелся со мной. Но это все же был просто предлог. Я была в него влюблена. Влюблена настолько, что у меня кружилась голова. И от страха его потерять, потерять эти редкие моменты счастья, я готова была ползать, есть из его рук, служить ему на кухне и в постели. Поэтому из красивой, статной, самодостаточной молодой женщины, всегда смеющейся и имеющей море друзей, я превратилась в пьющую, вечно плачущую, несчастную, замкнутую тряпку. Только по этим двум причинам я не могла его просто послать.
Плюс ко всему этому эмоциональному капкану, мои дети к тому времени уже свободно говорили на английском языке и забывали русский. У них уже были здесь новые друзья, американская жизнь и школа, а у меня ― работа, долги, знакомые, машина и все прочее, что привязывает нас к месту. Дети просили: «Останемся!» Мать твердила мне: «Подумай о ребятах, молчи и терпи!» И у меня не было вариантов, кроме как терпеть, быть хорошей девочкой, надеяться, что, может, сегодня он придет домой и будет меня любить. И ждать! Ждать того заветного письма из американского иммиграционного центра.
Сколько произошло за эти два года, я даже не могу передать словами. И летал он с ней в отпуска, дарил ей дорогие подарки, проводил у нее ночи, недели, игнорируя мои звонки. Каждый день опуская меня ниже того, куда падать уже некуда. Это было самое дно. Пока не произошли два финальных события.
Первым было то, что через месяц после того, как я узнала про нее, то есть через три месяца после нашей свадьбы, пришло письмо из еще одной очень важной инстанции, которая называется RIS. Это Федеральная налоговая инспекция США. Потом последовала еще куча писем от адвокатов и кредиторов. И, однажды придя домой с важным видом, он стал мне, ничего не понимающей эмигрантке, объяснять: «Ты понимаешь, что это 2008 год. Ты понимаешь, что экономика рушится, и я попал. Мой грандиозный проект (а он был архитектором-застройщиком и бизнесменом) рухнул, ― он плакал. ― Вы, русские, пашете как волы, вы столько пережили, поэтому, дорогая моя, я уверен, только ты меня поймешь! Только ты! Вы все такие сильные женщины! Я вами восхищаюсь, ― ныл он с пафосом. ― Меня никто не поймет так как ты! Нам придется съехать из этого красивого дома и снимать квартиру где-то еще, но мы будем счастливы, я обещаю! Хочешь жить в Сити?» Или он говорил: «Я никого никогда не любил так, как тебя. Только потому, что ты у меня есть, я выстою, я такой бедный-несчастный, а ты моя богиня». Попробуйте вы бросить такого человека в горе. Мы ведь, русские, и не такое пережили! Я же привыкла всех спасать. И пахать, как пашут тут все эмигранты, да и там, на Родине, тоже. Предать не могу и не могу отвернуться. Ужас.
Тогда я не особенно разбиралась в американской системе, но да, было всем понятно, что в мире происходит экономический кризис. Через месяц после этого он подал на банкротство. Когда я открыла письмо из RIS, я две минуты стояла в оцепенении, глядя на цифру. Двадцать один миллион долларов. Я пересчитала нули. Мой муж оказался банкротом на двадцать один миллион.
Ну и что мне было делать? Я должна сохранить брак. Я не могу его теперь оставить. Чувство долга ― Как это так, отвернулась от мужа в трудную минуту, – звучали пересуды в моей голове. Я это делаю ради будущего своих детей. Я жена, у которой муж банкрот. И за последние три месяца я тоже ставила свою подпись на каких-то документах, на договоре ренты апартаментов в Сити, например. Дура! Теперь мы банкроты вместе. Я сижу ночами и сутками переживаю, пью, стремительно теряю в весе, испытываю частые неврозы, а он, находясь с ней, кажется, даже ни о чем не волнуется. «I don’t feel like worrying about this»,
8 ― говорит он мне. Эта американская манера ни о чем не волноваться ― «я грандиозный, потому что я американец» ― действительно, воспитала их в привычке ставить себя выше всех и вся.
Вторым и финальным событием, где-то через два года после свадьбы, было следующее.
Мы ехали в машине. Я как послушная жена сидела на пассажирском сидении, и как человек с русским характером, слегонца выпившая, пыталась его лечить, что-то про наш брак или его связь.
