В больнице это не казалось таким унизительным, потому что там обученный персонал и для них это обыденная рутина, норма. А тут твои близкие. И тебе стыдно. Штат имеет федеральную программу для людей в моем положении. Через неделю мне была выделена сиделка. Какое облегчение. Теперь обученный привычный человек будет решать мои физиологические проблемы. Проблемы, с какими имеет дело обычная женщина моего возраста раз в месяц, не говоря о ежедневных и ежечасных потребностях моего парализованного тела, мочевого пузыря и других органов. Теперь мне стало понятно, почему врачи тренировали наш организм, приучая его к мочеиспусканию и дефекации по расписанию в строго определенное время.
Мой отец прилетел из Минска на помощь своей любимой девочке. Когда он впервые увидел меня в инвалидном кресле, он разрыдался.
Я сказала ему: «Верь в меня. Если ты будешь рыдать ― полетишь обратно». Ему нужно было выплакаться. Проплакав неделю по ночам, отец взял себя в руки и стал моим самым преданным помощником.
Однажды он убирал мою спальню и принес мне вещи, которые не знал, куда положить. Там было белье, заколки, какие-то крема и всякие женские и мужские мелочи. Из мужского там были вещи Пола ― таблетки Виагры, пачки презервативов, гель для бритья и так далее. Я вообще не знала, что он пользуется Виагрой.
Отец поставил передо мной коробку с этой всякой всячиной. Я тупо смотрю на эти вещи. Заколки и белье не мои. Белые женские трусы, которых я никогда в жизни не видела. Лежат себе спокойно, оставленные хозяйкой положения в моем доме. В моей собственной спальне. Сколько ночей они провели в моей спальне, в моей кровати? Я не знаю. Но эти трусы объясняют мне, почему у него был постоянно выключен телефон и я не могла до него дозвониться вечерами. Почему он всегда «задерживался на работе». Почему он очень часто не включал видео на звонке, когда мы созванивались. Вот что это за перебои с интернетом.
― У тебя в доме что-то с интернетом, ― говорил он мне.
Или:
– Нет связи.
– Я очень устал, сегодня не могу говорить. Ты же знаешь, как я тяжело работаю.
И вот почему он так благоухал в свежей выглаженной рубашке, всегда при параде. Парад в моей спальне. В моей кровати.
*
В течение следующих двух лет Пол не переставал мне звонить. Постоянно проезжал мимо моего дома. Соседи говорили, что видели его машину пару раз в неделю. Писал мне сообщения с мольбами о встрече.
«Мне необходимо тебя увидеть! Ну пожалуйста!»
«Я так тебя люблю, Летта…»
Поначалу мне это нравилось. Мне казалось, что он страдает и мучается. Потом меня это начало раздражать. А уже намного позже, по определенной причине, мне стало это интересно. Тогда он ходил ко мне очень часто.
Все началось с того, что однажды он постучал ко мне в дверь. Мой сын с удивлением впустил его в дом. Я в то время уже лежала в кровати, был вечер. Смотрела кино. Пол ворвался в мою спальню и со слезами на глазах упал на колени.
– Только выслушай меня, пожалуйста! Я на пять минут!
– Хочешь вина? – спокойно предложила ему я. – Давай поговорим, раз ты уже здесь.
– Я не могу без тебя жить! Я даже больше не могу писать стихи! Ты же моя муза. Я только прошу одного, пожалуйста, давай общаться! Хоть иногда, хоть изредка. Только чтобы я знал, что ты есть.
Пол быстро метнулся на кухню, нарезал сыр и фрукты, открыл бутылку вина, взял два хрустальных бокала и мою маленькую серебряную пепельницу. Поставил на поднос этот привычный вечерний набор.
Мы сидели на когда-то нашей общей кровати. Я, откинувшись на подушки, в своей черной шелковой ночной рубашке, а он, сняв туфли, по-турецки, пялясь на мою пышную грудь. Его телефон валялся рядом. Мой тоже.
Оба наших телефона постоянно подавали признаки жизни. Хотя раньше в его присутствии я всегда выключала звук. Теперь он с удивлением отметил: «Кто же это тебя так страстно добивается?»
Очевидно, его это бесило. Конечно же, бесило, потому что я постоянно отвлекалась от его ценной персоны.
– Пожалуйста, мне бы только знать, что ты меня простила! Я прошу тебя. Я буду всю жизнь целовать твои ноги. Кстати, я очень соскучился по твоим пальцам…
Он протянул руки и начал массировать мои стопы. Мне было приятно, но меня это уже не возбуждало. А он так любя старался, возбуждался, лобзал мой педикюр.
– А что, у твоей девушки некрасивые ступни? – с улыбкой спросила я. – Только не говори мне, что у тебя ее нет.
– Ну есть, конечно… Но ее ноги мне целовать не хочется. Это так, временно. Ты же меня хорошо знаешь…
– Так ты влюблен? Или нет? – не без любопытства поинтересовалась я.
– А ты? – тут же переспросил он.
– Я – нет пока. А ты?
– Она очень удобная. Ни во что не лезет, во все верит. Молодая и глупенькая. Смотрит мне в рот. Знаешь, просто так комфортно. Я не люблю бегать по кабакам, снимать женщин. Тратить деньги. А так – приехал домой, и все там всегда готово. И она и еда. Удобно.
Я смотрела в его глаза и в тот момент точно знала, что он не врет. Наверное, впервые в жизни он говорил мне правду. От его правды мне было противно.
– Так ты свободна? Только скажи мне, что ты меня простила! Я брошу ее в ту же секунду. Она мне абсолютно не нужна. Мне нужна только ты. У меня с тобой был самый лучший секс в моей жизни. Помнишь Перу? Ты меня вознесла, а потом раздавила. Ни одна женщина никогда не имела надо мной такой власти. Я готов тебе подчиниться. Только прости меня… Пожалуйста, прими меня обратно…
Его телефон опять зазвонил. Уже, наверное, раз десятый. Просто загорелся экран. Теперь уже он выключал звук в моем присутствии. Я глянула на экран. Там жирными буквами было высвечено Halyna Vorak – my girl.
До меня дошло только на следующий день, кто такая Галина Ворак. Я вспомнила ту девушку из салона, про которую говорила мне Глория. Мне было больно. Она тогда прекрасно знала, что я лежу в больнице. Это знали все. Что я разбилась на машине, была в коме и, конечно же, нуждалась в поддержке своего мужчины. Так вот кто хозяйка тех белых труселей.
После той ночи она мне писала как резаная. Тонны ненавидящих сообщений. Но все равно часто писал и приезжал Пол. Не знаю, что там у них происходило, надеюсь, она поняла, что такой человек, как он, будет изменять всегда и всем.
Как позже рассказывал и клялся мне Пол – он взял в привычку приезжать ко мне без предупреждения, жаловаться на свою несчастную жизнь, привозить мне подарки, цветы и угощение – она манипуляцией и шантажом женила его на себе. Ей нужны были документы, вид на жительство в Америке. Не знаю, правда это или нет.
Скорее всего, он наконец испугался своего возраста. Не будет же мужчина в пятьдесят шесть лет пить виагру с каждой новой партнершей и постоянно бегать по ресторанам для удовлетворения своей похоти. Она на двадцать лет моложе него. И все равно, через месяц после своей свадьбы, сидя в моей кровати, он говорил: «Ты единственная, кто знает меня так хорошо. Я не могу долго притворяться. Ты же знаешь, мне всегда мало. И так понятно, чем это все скоро закончится».
