А дома назревала буря.
Я стою в углу комнаты, наблюдая за тремя маленькими девочками и доброй женщиной, кормящей их простой едой, приготовленной с любовью. Лизе тепло, уютно и — ужасно завидно.
«Лиза! – кричит ее мать на весь коридор двадцать минут спустя. – Быстро иди сюда!»
Лиза вздрогнула и, даже не попрощавшись с тетей Леной, пулей вылетела из комнаты. Как только она вошла в дверь, то почувствовала жгучий удар и оказалась на полу.
«Вставай и начинай убираться, – указала мать на тарелку на столе. – И научись уважать меня. Не смей жаловаться и позорить меня перед всеми соседями! Я тебе еще преподам урок, чтобы ты выросла нормальным человеком!» – прошипела она низким голосом.
Лиза пробралась в комнату, бормоча извинения. Она была слишком напугана, чтобы смотреть на мать и уткнулась глазами в пол.
«Ты извиняешься? В самом деле? Тогда почему не говоришь это глядя мне в глаза?» Лиза, вжав голову в плечи, посмотрела на нее. Было тяжело встретиться с жестким взглядом матери. «Мамочка, мамочка, прости!»
«Нет, я не должна была просить тебя об извинении, так что это не считается. Я видела тебя там, у Лены. Ты жаловалась, что я плохая мать».
«Я не…»
«Заткнись! Я знаю, что ты говоришь обо мне этим сплетницам! Вечно ноешь, неблагодарная девка! Если бы только Лена знала, какая ты на самом деле дрянь, она бы тебя на порог не пустила, – орала мать. – Да ты ее просто одурачила. Ты одурачила всех, кто считает тебя хорошей девочкой. Ты отвратительная мелкая паскуда. О боже, что же я сделала, чтобы заслужить такую дочь».
Лиза начала рыдать. «Пожалуйста, мама, прости меня, мамочка, прости!»
Мать с пренебрежением сказала: «Иди спать. Видеть тебя больше не могу».
Лиза легла на свое узкое кресло-кровать и натянула шерстяное одеяло на лицо. Она старалась плакать негромко, потому что если мать услышит, то снова впадет в ярость.
Мать с пренебрежением задернула желтую атласную шторку, отделяющую Лизину четверть комнаты, и пошла смотреть телевизор.
Я наблюдаю за ее маленьким телом, дрожащим, трясущимся от слез под одеялом. Я знаю, она хочет знать, почему мама не любит ее. Или это и есть любовь? Она жаждет понять. «Тетя Лена сказала, что мама меня любит. Почему моя мама не такая добрая как тетя Лена? И почему я не такая радостная, как Вета?»
Проснувшись на следующее утро, Лиза увидела, что мама уже ушла. Она встала, умылась, оделась и пошла на автобусную остановку, захватив по пути Вету. В школе их кормили скудным завтраком, холодной овсяной кашей за 15 копеек. Мама всегда рано уходила на работу, она работала на другом конце города, и ей нужно было каждый день полтора часа добираться, с пересадками. Зато у Лизы была Вета, она была не одна.
После школы ей не хотелось возвращаться домой, где она все делает не так. Поэтому девочка оставалась в бесплатном балетном кружке после уроков. Лиза крутилась и вертелась перед огромными зеркалами в балетном классе, наконец-то чувствуя себя принцессой, в своем маленьком розовом купальнике и с косичками, которые утром сама заплела, как могла. Затем был еще один бесплатный класс – кружок скульптуры, где она однажды сделала маленькую статую птицы, мечтающей взлететь высоко-высоко в небо.
«Отчего люди не летают так, как птицы?»
*
В Советском Союзе школы были бесплатные, как и медицина, спорт и секции. Лиза также ходила в театральную школу за восемь рублей в год. Быть занятой после школы было лучше, чем сидеть дома одной. До эпохи интернета и сотовых телефонов родители даже не могли знать, где находятся их дети средь бела дня. Поэтому взрослые предпочитали, чтобы ребенок был занят чем-то, а не просто болтался по улицам. Лизе, как и любой маленькой девочке, нравилось танцевать, рисовать и заниматься с другими детьми. Учителя были очень добры и любезны с ней, там Лизе казалось, что все не так уж и плохо.
Чтобы лучше понять переживания Лизы и поведение ее мамы, необходимо рассмотреть жизнь простой советской семьи в контексте того времени. Гнев и страдание людей были обычным явлением в эпоху 1980-х и начала 1990-х годов в Советском Союзе. Люди были злы, бедны, вечно голодны и завидовали друг другу. Взрослое поколение, как мать Лизы и тетя Лена, чье детство и юность пришлись на 1950-е и 1960-е годы, выросли в еще более жестокое время. Они не умели радоваться жизни. Их этому никто не научил. Это стало социальной ловушкой для целых поколений: родители срывали злость, сливали свои страдания и гнев на детей, создавая циклы, которые невозможно было сломать. Поколения выросли, думая, что так и надо жить, разговаривать и относиться друг к другу. Люди не знали ничего лучше, так жили все.
Все, кто пережил времена распада Советского Союза, конечно же, помнят проблемы того времени: нехватка товаров, еды, одежды, предметов быта. Бесконечные очереди в магазинах, талоны, кооперативные магазины, толкучки и так далее. Даже если у людей были деньги, они не могли свободно купить самые обычные и необходимые вещи: носки, туалетная бумага или зубная паста. И если товар, наконец, появлялся, то нужно было стоять в огромной очереди, иногда даже по ночам, записывая на ладонях номер в очереди или получая специальные талончики. А некоторые продукты вообще нельзя было найти в магазинах, полки которых были заметно пусты.
Товарный дефицит в СССР был явлением, присущим советской плановой экономике. Имел место постоянный недостаток определенных товаров и услуг. Покупатели не могли приобрести очень многое, даже несмотря на наличие денег.
В разных масштабах и в разных сферах жизни товарный дефицит был характерен для всей истории СССР и сформировал «экономику продавца». Сам принцип торговли и обслуживания был поставлен с ног на голову, где центром и главным субъектом становился не покупатель или клиент, а продавец или, к примеру, официант, администратор или служащий гостиницы, вахтеры и технички. Продавец был царь и бог этой извращенной вселенной, а покупатель, потребитель – раболепный униженный проситель. Отсутствие конкуренции, фиксированные государственные розничные цены, недостаток мотивации к качественному обслуживанию покупателя ― результаты плановой экономики.
Друзья, родственники и знакомые разделялись на разные очереди, пытаясь купить как можно больше для дальнейшей перепродажи другим по двойной цене. И если вы купили то, что вам не нужно, а ваш друг купил то, что вам нужно, вы можете это продать или обменять. Жизнь тогда была как Черная пятница в наши дни, но каждый день. Общество существовало в режиме выживания. Дружеские отношения и хорошее настроение измерялись количеством добытых товаров. Это был апогей советской спекуляции, она плотно вошла в обыденную жизнь, разделив общество на слои – у кого это есть и у кого этого нет.
Лиза, как и другие простые советские дети, могла поесть редких фруктов только в Новый Год. У нее, как и у прочих, запах цитрусовых ассоциировался исключительно с зимним праздником. Запах хвои и мандаринов. Эти фрукты «выбрасывали» в магазины перед новым годом и люди – в давках и очередях – могли купить пару килограммов, чтобы выдавать их своим детям тоже почти по талонам ― как награду или лакомство.
