Я вопросительно посмотрела на дочь. На Машином лице отражалась жесточайшая борьба. Это был пик ее увлечения всем японским, и для кошечки уже было готово имя – Йоко. Пока мы раздумывали, Моня, второпях насытившись и предоставив брату и сестре заканчивать трапезу, подбежал к нашей спортивной сумке и по-хозяйски улегся в ней – забирайте, я готов! Поставленные перед фактом, мы еще раз переглянулись, одновременно вздохнув и разведя руками – мол, выбора, похоже, не осталось, заплатили «символическую сумму» и отправились домой уже с новым членом семьи.
В дороге котенок нервничал. Мы готовились к веселой бессонной ночи, но худшие ожидания не оправдались: не было пряток и отсиживаний за диванами-холодильниками, страхов, поисков мамы и единоутробных братьев-сестер – он спокойно и уверенно вошел в свой дом. В тот же вечер он стал Томасом.
А через неделю у Тома появилась подруга Леля – восхитительная британская шиншилла с огромными глазами цвета морской волны. Он подошел к переноске и изумленно воззрился на нас: кто это?! Новенькая грозно зашипела и оккупировала домик-туалет. Миролюбивый хозяин покорно отошел. И лишь когда стало невтерпеж, мягко, но настойчиво попросил освободить место общего пользования.
С этого момента жизнь кота изменилась – она вся будто подчинилась единственной цели: угодить Леле, не вызвать ее недовольства. Пугливая и деликатная кошечка сделала из своего приятеля истинного джентльмена. Наделенная изрядной долей снобизма, она все же часто уступала, не в силах противиться необыкновенной доброте и открытости Томаса, и снисходительно принимала приглашение поиграть.
Так они и росли.
Незаметно Том превратился в крупного вальяжного красавца с медно-янтарными глазами, а Леля – в изящную юную леди в бело-серебристой шубке.
Прошел год, и у нашей красавицы появились котята. От другого – плюшевого голубого мачо чистейших британских кровей. Признаться, мы переживали: как Том примет детей, да еще чужих? Но именно благодаря этому событию красота его души раскрылась во всю свою необъятную ширь. Такого я даже представить не могла! Добрейший дядюшка вылизывал «племянников», играл с ними, обучал прыжкам, соблюдению личной гигиены, пользованию когтеточкой и прочим кошачьим премудростям. Апогеем всего стал день, когда котята поднялись на слабые разъезжающиеся лапки и сделали первые неуверенные шаги. Том принес каждому по игрушечной мышке. Не одну на двоих – каждому! Дар был поистине бесценным, особенно учитывая, что эти мышки, набитые кошачьей мятой, – любимая игрушка Томаса, с ними он может самозабвенно играть часами.
Детки платили добровольному опекуну полной взаимностью, тем более мамой Леля оказалась неважной – бо́льшую часть времени она возлежала на диване, томно наблюдая за воспитательным процессом и всем своим видом говоря: «Боже, как вы меня утомили!». Как следствие, открытостью и дружелюбием подросшее потомство напоминало дядю Тома.
В отличие от Лели, бесследно растворяющейся с появлением на пороге чужих, Том считает своим долгом выйти к гостям и всячески продемонстрировать им свое расположение. Не устоял еще никто.
Моя подруга, впервые увидев его, воскликнула: «Тю! Да он обыкновенный! У меня таких не помню сколько было! Вот Леля – красавица!» Я не на шутку обиделась за Тома и начала пылко защищать любимца, рассказывая о его подвигах и о том, что этот окрас называется табби (тебби) и встречается у представителей почти всех пород. Сам же предмет диспута мягко запрыгнул на диван, заглянул в сумку Ирочки, затем в ее глаза, приветливо обнюхал саму, по-хозяйски разлегся на коленях у гостьи и включил моторчик. Уходя, она была свято убеждена, что лучшего кота нет, не было и быть не может.
Вечер. Я сижу на диване. Том, крепко обхватив мою ногу и положив на нее лобастую голову, лежит рядом. Он блаженно щурится и урчит, лишь изредка приоткрывая глаза и влюбленно поглядывая на меня. Я боюсь пошевелиться, чтобы не нарушить идиллии. Мы оба абсолютно счастливы.
Несколько лет назад я была уверена, что больше никогда не заведу животного: слишком велики ответственность и боль потери. Теперь знаю, что со мной всегда будут кошки. Спасибо, Томас!
А еще я уже давно и безуспешно ищу эквивалент слову «человечность» применительно к животным. Может, кто-то знает?..
Исповедь свадебного оператора
Геше, с благодарностью за все, включая этот рассказ, и истинно сестринской любовью
Все счастливые семьи, по утверждению классика, счастливы одинаково. И торжества, на которых мне пришлось побывать, тоже уже давно слились в сплошную череду почти неотличимых друг от друга нарядов, тостов и радостных лиц. Но иногда и у нас все же происходит нечто экстраординарное, о чем хочется рассказать.
Заказ на обслуживание этой свадьбы ничем не отличался от предыдущих – фото- и видеосъемка, начиная с момента пробуждения и одевания молодых (мода нынче такая, заметили, да?) и заканчивая их проводами в семейный рай. Договорились о цене и времени начала действа. Как и было условлено, я подъехал к 6 утра, дабы успеть запечатлеть каждый миг волшебного дня, и позвонил. Дверь почти мгновенно распахнулась, и я уже радостно улыбнулся, собираясь поздороваться, да так и остался стоять с открытым ртом, едва успев подхватить чемоданчик с дорогущей новой техникой, выпавший было из моих рук…
– Что же вы стоите? Проходите, пожалуйста, мы уж заждались! – промурлыкало откуда-то сверху порочное контральто.
Я поднял глаза, тут же зажмурился и потряс головой, отгоняя назойливое видение, но оно и не думало исчезать. Надо мной (а росту во мне чистых 180 см) нависла живая несбыточная мечта Рубенса. Попадись эта дива на глаза великому фламандцу или нашему Кустодиеву, они бы просто обрыдались, поскольку все их роскошные Венеры и купчихи выглядели бы субтильными подростками рядом с нашей новобрачной (а это была именно она). Назвать ее пышной – значит безбожно погрешить против истины, ибо была она не просто, а невероятно пышной и сдобной. Но самое главное – все это великолепие явилось моему взору в абсолютной первозданной наготе.
20 лет жизни в Европе нанесли сокрушительный удар по моему консервативному воспитанию, да и работа свадебного оператора обязывает к невозмутимости – повидать пришлось немало. Остались, конечно, раритетные невесты, целомудренно демонстрирующие лишь процесс нанесения макияжа, надевания фаты и шнуровки платья, иные же – посмелее (и их куда как больше!) – готовы показать, как их стройную ножку плавно и нежно обволакивает тончайший чулочек, а самые дерзкие не упускают возможности продемонстрировать и нижнее белье, стоящее целого состояния… но такое… такое я видел впервые!
– Д-д-доброе утро! – наконец-то выдавил я. – А… а п-почему… а к-к-как?
– Ну как же?! – всплеснула пухлыми руками новобрачная. – Мы ведь собирались снимать одевание невесты?
– Да-да, конечно, – торопливо согласился я, – просто это несколько неожиданно – столь… м-м-м… основательный подход к делу.
Рубенсовская мечта недоуменно пожала плечами и пошла к лестнице, знаком пригласив следовать за собой.
