Из того факта, что Аркадий Моисеевич был человеком, к быту абсолютно не приспособленным, жена трагедии не делала – вызвать электрика, сантехника или нанять бравую ремонтную бригаду не составляло сложности. Поэтому жалобы подруг, для которых отсутствие благоверного в момент бытовых катаклизмов являлось катастрофой вселенского масштаба, были ей совершенно непонятны. Она ведь тоже не образцовая хозяйка, благо полуфабрикаты в ближайшей «Домовой кухне» не переводятся. И Аркаша никогда не брюзжал и не рассказывал о кулинарных шедеврах своей мамы.
Вот и в тот день, когда канализация в очередной раз засорилась, а старый добрый вантуз не оправдал радужных ожиданий, ученая дама просто взяла телефонный справочник, позвонила в ЖЭК и вызвала соответствующего специалиста. Дети были в турпоходе, супруг – на очередном симпозиуме, где его доклад с изложением нового взгляда на эффект контраста вызвал бурю оваций.
Профессорша как раз перечитывала только что полученную телеграмму с сообщением о мужнем триумфе, оторвавшись от написания статьи, когда снова раздался звонок в дверь. Она открыла и рассеянно спросила:
– Вы к кому, молодой человек?
– Сантехника вызывали? – ответил вопросом на вопрос ладный хлопец с чемоданчиком.
– Ах, да-да, конечно, проходите! – Лидия Соломоновна окинула гостя отсутствующим взглядом, мельком успев отметить, впрочем, сходство с любимым некогда Есениным, неопределенно махнула рукой в сторону ванной, вернулась в кабинет и снова углубилась в статью.
– Готово, хозяйка, принимайте работу! – отрапортовал прямо над ухом приятный баритон.
– Что? А, деньги там, в прихожей, на тумбочке, возьмите, пожалуйста, – не отрываясь от пишущей машинки, бросила она.
– Ага, спасибо… И что, вы все это прочитали? – удивленно присвистнул гость, оглядывая бесконечные книжные стеллажи.
– И даже кое-что написали. А что в этом необычного? – профессорша приспустила очки и из-под них взглянула на собеседника.
– Да смотрю, тут не только на русском… Интересно!
– Интеллигентный человек должен знать хотя бы два иностранных языка! – назидательно отчеканила жрица науки и попыталась сосредоточиться на написании труда. Но назойливый сантехник, похоже, уходить не собирался.
– Чайком не угостите? – вдруг спросил он.
– Да, там, на кухне. И в холодильнике, сами найдете, – и неприветливая хозяйка, облегченно вздохнув, вернулась в мир формул и синтеза.
– Кушать подано! – предерзкий тип стоял на пороге кабинета с полотенцем, перекинутым через руку, и невыносимо торжественным выражением лица, угодливо изогнувшись. Лидия Соломоновна хотела было рассердиться – до сдачи статьи оставались считаные дни, но не смогла подавить смешка, да к тому же вдруг почувствовала, что и вправду зверски проголодалась.
– Черт с вами, пойдемте!
Кухня приятно поразила. Скопившаяся за несколько дней груда посуды была перемыта, стол радовал вполне эстетично расставленными тарелочками с тонко нарезанными докторской колбасой и сыром, в закрытой сковороде вздыхал пышнейший омлет, а на плите закипал отдраенный чайник.
В профессорской семье никогда не создавалось культов. Ни еды, ни чистоты. Здесь царили иные ценности – духовные. И удивительно теплая дружеская атмосфера, чем хозяева небезосновательно гордились. И они сами, и их частые гости чувствовали себя весьма комфортно в этом «творческом бардаке», как добродушно именовалось хроническое состояние дома. Иногда приходила мама Лидии Соломоновны, горестно воздевала руки, поражаясь безразличию дочери к быту, затем приводила квартиру в порядок, изредка даже подключая внуков, и покидала ее с чувством выполненного долга. Лидочка только пожимала плечами, не видя никакого смысла в материнских усилиях.
Поэтому удовольствие, которое наша героиня испытала при взгляде на чистую кухню и красиво накрытый стол, немало удивило ее саму.
– А это откуда? – кивнула она на салат. – Вроде овощей я не покупала.
– Отсюда, – указал добровольный помощник на чемоданчик. – А если точнее, с огорода. Прихватил вот на тормозок. Да вы садитесь! Кстати, меня Александром зовут. Можно Саша. А вас?
– Защитник, значит? – и добавила ехидно: – Спасибо за приглашение! А я Лидия. Лидия Соломоновна.
– Ух ты! Это вашего папу зовут, как библейского царя? – парировал гость.
– Надо же, какой нынче сантехник образованный пошел! Да еще и домовитый, – усмехнулась хозяйка.
– Я просто читать люблю, – не обиделся Саша. – А делать все умею, потому что дом на мне с детства – мама работала с утра до вечера, а денег на разносолы не было. Потому и учиться не пошел, помогать надо было. После восьмого класса – в фазанку.
– У меня все совсем по-другому было, – задумчиво протянула Лида.
Ей почему-то было весело, легко и интересно с незнакомцем, и это удивляло. Лидочка выросла в очень интеллигентной семье, где снобизм справедливо считался проявлением мещанства. При этом негласно существовало понятие «своего круга», которое никоим образом не культивировалось, просто с самого детства ее окружала исключительно научно-творческая элита. И темы общения были соответствующими: народ, толпившийся на их маленькой кухне, мог до хрипоты ночь напролет спорить о методах решения уравнений и доказательствах теорем, очередном научном открытии, о литературных и киноновинках, о последних театральных постановках. Тут же что-то непонятное. Вот ведь, казалось бы, и поговорить не о чем, а беседа так приятна… И ей уже вовсе не хочется, чтобы закончилась и чтобы он ушел наконец-то, оставив ее наедине с вычислениями и выводами.
– Лидия Соломоновна, а давайте накатим за знакомство!
– Что сделаем?!
– Ну, выпьем по маленькой. У меня с собой есть! Да нет, вы не подумайте, я не алкоголик – от благодарных клиентов, – и он извлек из чемоданчика бутылку «Арагви».
– Разве что по маленькой… – сдалась она.
– А давайте на брудершафт? – осмелел Саша после того, как тарелки опустели полностью, а бутылка на треть.
– А давайте! – лихо махнула рукой профессорша.
Он коснулся ее неожиданно нежно и трепетно. И губы его были сухими и теплыми. И запах от него исходил очень приятный, мужской. По всему телу разлилось какое-то неведомое ранее блаженство, и она с ужасом поймала себя на мысли, что теперь хочет только так, только с ним, с этим странным сантехником. Что больше не сможет отвечать на мокрые поцелуи лучшего в мире умнейшего Кашеньки, не позволит обнимать себя его потным рукам…
– Лида… Лидочка, я, кажется, влюбился… С первого взгляда… – его хриплый голос на мгновение вывел ее из забытья.
– И я… я тоже. Неужели так бывает? – пролепетала звезда советской науки.
– Марик! Марик, за что она так со мной?! Чего ей не хватало?! Почему?! – Аркадий Моисеевич рыдал на плече у друга семьи. Они сидели в лаборатории Марка Давидовича. На столе живописно расположились наполовину опорожненная колба со спиртом и две мензурки. Натюрморт дополняли зельц и полиэтиленовый пакет с винегретом. – Представляешь, я приезжаю, счастливый – прямо летаю! Мою концепцию эффекта контраста на ура приняли. А она замок в дверь своей комнаты врезала! И говорит: «Кашенька, прости, милый, я полюбила другого!» Как в дешевой мелодраме… Сначала думал, это Казанский с органики своего добился – он давно к ней неравнодушен, я видел. Но Лида, Лида-то какова! Она же дальше своего синтеза никогда ничего не видела! А тут… сантехник! Ты представляешь?!
